Наверное, пройдет немало лет, прежде чем они отрастут.
Хотя по сравнению с остальными несчастьями это можно было считать чепухой, но потеря косы не давала ей покоя и висела над душой, как грозовая туча.
Но зато, как она отметила, ее волосы легко отмылись от крови и грязи, хотя потом женщины встали в тупик: как же ее причесывать?
— Я бы попробовала снова заплести их в косы, леди, — неуверенно предложила одна.
— Нет, погоди. — Хороша же она будет с торчащими короткими косичками! — Где это ваше зеркало?
Его тут же ей подали — простой кусок полированного серебра, но это было лучше, чем ничего. Она смотрела на себя в зеркало и, как ни старалась, не смогла подавить сдавленного стона.
Одна сторона ее лица переливалась черным, синим и желтым и заплыла так, что превратилась в подушку. На другой красовался длинный глубокий шрам. Глаза покраснели и опухли. А волосы, лишь едва вившиеся под собственной тяжестью, по мере высыхания превращались в беспорядочную массу веселых кудряшек.
И теперь, когда на них упал луч солнца, они действительно отливали рыжим!
Имоджин сунула зеркало в руки служанки и вернулась в постель, кусая дрожащие губы.
— Уходите! — приказала она, и все мигом исчезли.
Прошло несколько минут, и в дверь постучали. Имоджин не обратила на это внимания. Она была уверена в одном: Фицроджер не постучит в эту дверь. Дверь открылась. Имоджин подняла взгляд, не в силах подавить отчаянную надежду. Но это был Реналд.
Она увидела, как он поморщился, посмотрев на нее, и отвернулась.
— Что вы здесь делаете?
— По-вашему, мне следовало быть сейчас в Кэррисфорде? — сухо поинтересовался он. — Не обижайтесь, но такую красотку, возможно, и правда стоило бы оставить там. Тай был бы настоящим чудовищем, если бы сорвал сейчас на вас свой гнев.
Имоджин стиснула зубы, чтобы не заплакать.
— Реналд, если, по-вашему, это может служить мне утешением, то вы ошибаетесь. Я слабая женщина.
— Раны скоро заживут, Имоджин. — Он сделал несколько шагов и встал возле кровати. — Положитесь на мое слово. Я видел много ран на своем веку, а от ваших даже шрамов не останется.
— Но мои волосы! — заплакала она.
— И после всего, что было, вы убиваетесь из-за своих волос? — Он недоуменно покачал головой.
— Как он? — Она подняла на Реналда несчастный взгляд.
— Не знаю. Оттуда нет известий.
Она помолчала и предложила:
— Может, послать туда гонца?
— Это выдаст ему ваше местопребывание.
— Так он не знает, где я? — всполошилась она. — Тогда немедленно шлите гонца!
— Это может оказаться роковой ошибкой, Имоджин, — Реналд недовольно поморщился. — Дайте ему время подумать.
— Если он в сознании, то наверняка тревожится из-за меня! — Имоджин не верила, что Реналд всерьез надеется сохранить в тайне место ее пребывания. — И я не имею права причинять ему еще и это беспокойство.
— Беспокойство? — Теперь настала очередь Реналда не поверить своим ушам. Наконец он сдался и пожал плечами: — Я с самого начала не понимал вас обоих… Что ж, я готов отправить гонца, если вы настаиваете на этом.
— Да, настаиваю.
— Вы уверены?
— Да! — выкрикнула Имоджин и тут же поморщилась от боли в челюсти. Ее нервы и так были напряжены до предела, а упрямство Реналда только усилило панику. Неужели Реналд и правда опасается, что Фицроджер примчится сюда, чтобы растерзать ее на куски?
Возможно, именно так он и поступит.
Реналд направился к двери, но на пороге обернулся. Его лицо выглядело непривычно серьезным.
— Еще одно слово, леди Имоджин. Даже не мечтайте запереться в Кливе и не пускать сюда Тая. Я собственноручно свяжу вас и вышвырну вон.
— Я и не думала о таком! — ужаснулась она.
— Я просто хотел, чтобы все было ясно. — Он пожал плечами. — Я больше не берусь предсказывать, на что вы еще способны.
Имоджин без сил откинулась на подушки. Она понимала, что должна страшиться того, что теперь ее мужу станет известно, где она прячется, но гораздо сильнее она хотела убедиться, что он жив.
До вечера они не получили никаких известий, и Имоджин ничего не оставалось, как снова лечь спать. Она запоздало сообразила, что лежит в кровати Фицроджера. Конечно, они поместили ее в хозяйской спальне. А где же еще?
В комнате не осталось никаких вещей, говоривших о том, кто здесь хозяин. Ведь он перевез их в Кэррисфорд, а остальное лежало в сундуках. Но ей казалось, что при желании она могла бы ощутить незримые следы его пребывания в этом месте.
Она прижала к груди подушку, на которой скорее всего покоилась его голова, и крепко заснула.
Когда утренний свет вырвал Имоджин из беспокойного сна, в ее положении ничего не изменилось.
Она вынуждена была признать, что для женщины, поднявшей руку на своего мужа, сознательно лишившей его возможности сражаться, это был очень плохой признак. Похоже, ее проступок может стоить ей жизни.
Что она станет делать, если он отошлет ее в монастырь? Она не знала, можно ли ее поступок считать поводом для развода.
Она прижала ладонь к плоскому животу. Был какой-то шанс на то, что она забеременеет. Она истово помолилась, чтобы так и было. Она знала, что Фицроджер никогда не откажется от жены, если она носит его ребенка.
Но даже если он позволит ей вернуться — будет ли он с ней добр, как прежде? Сможет ли ей доверять?
Стук в дверь возвестил о появлении слуг. Слуги внесли ее сундуки с вещами и даже арфу. Следом за слугами появилась Элсвит, смущенная, но веселая.
Имоджин так и подскочила на месте, обмирая от волнения. Ее сундуки? Ее личная служанка? Как это понимать? Но вот в комнату вошел Реналд.
— Тай в данный момент прикован к постели лихорадкой, но он в сознании и счел необходимым прислать вам вещи и служанку.
— Его лихорадка не опасна? — с тревогой спросила Имоджин.
— Насколько мне известно — нет.
— А… он ничего не говорил про меня?
— Он приказал отослать сюда ваши вещи.
— И все? — Имоджин не знала, к худу это или к добру.
— Он послал мне отдельный приказ. Вам запрещено под каким-либо видом покидать стены этого замка. — Он вдруг улыбнулся. — По крайней мере можно быть уверенным, что он не убьет вас в приступе ярости!
— Спасибо… — пролепетала Имоджин.
— И я не думаю, что он поколотит вас в полную силу, Имоджин. Тай прибегает к телесным наказаниям лишь в тех случаях, когда твердо уверен в их пользе.
— Она действительно будет, если ему от этого станет легче. — Ее отнюдь не обрадовал тот факт, что Реналд считает физическую расправу над ней чем-то само собой разумеющимся.
