— Мы не должны слишком далеко заходить в наших фантазиях, — предупредила она их. — Мы хотим добиться сочувствия, а не репутации лжецов.
Только на следующий день они выяснили, как о них узнали другие заключенные. К ним пришел фальшивомонетчик по имени Гарри Хоукинс. Как и многие заключенные в Ньюгейте, он ждал высылки. Он был гнусным типом, маленьким и худым, с острым, как клюв, носом и длинными неухоженными волосами, что выглядело странно на фоне его хорошей одежды.
— Я читал о вас в «Лондон Кроникл», — сказал он и тут же подтвердил свои слова, выуживая из кармана газетную вырезку с загнутым углом.
Все они предполагали, что новости о них просто передавались из уст в уста, как это обычно происходило в тюрьмах. Они были в шоке, обнаружив, что кто-то написал о них в газете.
Джеймс прочел заметку вслух, а потом вернул ее Гарри.
— Здесь не все точно. Мы украли лодку у губернатора, а не у капитана Смита, — произнес он беззаботным тоном.
Мэри была поражена, что Джеймс придирается к такому цветистому и восхищенному описанию их побега.
— Кто это написал? — спросила она. Ей ни на минуту не приходило в голову, что кто-нибудь в Англии может сочувствовать им.
— Здесь не сказано, — ответил Джеймс, снова взглянув на заметку. — Но кто бы это ни был, он довольно много знает. Возможно, он перепутал по поводу того, кто хозяин лодки, а все остальное верно.
Но у пятерых друзей не было возможности обсудить, откуда вся эта информация, потому что Гарри Хоукинс хотел рассказать о своем затруднительном положении. Стало ясно, что он надеялся получить от них информацию о чиновниках Ботанического залива.
Для Мэри было даже в какой-то мере забавно слышать, что этот человек, как и все остальные, ждавшие высылки, все еще думал, что поселение находится в Ботаническом заливе. Очевидно, никто здесь не знал, что капитан Филип отверг это место. По сути говоря, оказалось, что в Англию просочилось еще слишком мало информации о колонии. Мэри предполагала, что большая часть информации утаивалась целенаправленно, потому что правительство не хотело афишировать свои ужасные ошибки. Но это было на руку ей и ее друзьям.
— Там все не так, как здесь, — сказала она с кривой улыбкой. — Нельзя купить лучшую хижину или получить больший паек. Единственный способ улучшить свое положение — это иметь навыки, которые там необходимы.
Хоукинс выглядел разочарованным.
— Но вам же наверняка кто-то помог. Или вы вонзили кому-то нож в спину? — спросил он.
— Вовсе нет! — возмущенно воскликнул Джеймс. — Это все благодаря Мэри, которая очаровала голландского капитана, и он дал нам навигационные инструменты и карты.
Хоукинс недоверчиво глянул на нее, и Мэри покраснела. Она предположила, что он не представляет, как эта ординарного вида, замученная женщина вообще смогла кого-либо очаровать.
— Капитану было одиноко, — сказала она, пытаясь объяснить. — И мы с мужем часто с ним разговаривали. А иногда он приходил к нам поужинать.
— Так это он заплатил за вашу камеру? — спросил Хоукинс с легким сарказмом.
Они вопросительно переглянулись.
— Заплатил за эту камеру? — воскликнул Джеймс. — Никто за нее не платил.
— Кто-то же заплатил еще до того, как вас сюда привезли, — сказал Хоукинс, чувствуя себя немного неловко. — Иначе бы вас поместили вместе со всеми в общей камере.
Час спустя, когда Хоукинс ушел, Мэри повернулась к своим друзьям.
— Кто мог заплатить за нас? — спросила она у них.
Хоукинс с удовольствием объяснил им тюремные порядки. Всех, кто попадал сюда, если только кто-то не хлопотал за них еще до их появления здесь, помещали вместе с обычными преступниками, отсюда и название — «общая камера». Эти камеры были грязными, набитыми до отказа и кишащими инфекциями. Заключенные находились во власти маньяков и опасных преступников, и, если ты просыпался и на твоих ногах все еще были ботинки, ты мог считать, что тебе повезло. Молодых женщин и мальчиков в первую ночь насиловали, и насилие чаще всего было групповым.
Затем Хоукинс продолжал объяснять, что, пока у заключенного есть деньги или что-то, что можно продать, он может купить более чистое и более безопасное место и получить дополнительные преимущества, которые они здесь уже обнаружили. Веселье в тюремном дворе являлось тому подтверждением: люди, которых они видели, либо были обеспеченными, либо имели богатых и влиятельных друзей. Но когда деньги кончались, это означало прямую дорогу обратно.
Хоукинс упомянул разбойника с большой дороги, которому доставили сюда его собственную кровать с пуховой периной. Каждое утро ему приносили ведро с горячей водой, чтобы помыться, его рубашку забирали в прачечную, подавали обеды с дорогим вином, а по вечерам его навещала любовница. Его в конце концов повесили, но, как отметил Хоукинс, взятками тоже не все можно решить.
— Кто-нибудь из вас знаком с кем-нибудь в Лондоне? — спросила Мэри пораженных мужчин. Никто из них даже представления не имел, кем может быть этот таинственный благодетель.
— Я когда-то знал пару богачей, — ответил Джеймс. — Но они даже кружки эля мне не купили бы, не говоря уже о приличной камере.
— А может, это кто-то, кто пожалел нас, прочитав статью в «Кроникл»? — предположил Сэм.
— Наверняка так и есть, — сказал Билл, задумчиво поглаживая бороду. — Когда я был еще мальчишкой, в Беркшире убили одного типа. У него осталась жена и пятеро детей, и, когда люди услышали об этой истории, вдове стали посылать деньги.
— Вполне возможно. Но кто рассказал о нас в газете? — спросил Джеймс с недоуменным видом. — Этот номер вышел четыре или пять дней назад. Как они могли прослышать об этой истории?
— Наверное, кто-то рассказал ее, когда корабль стоял в Портсмуте, — предположил Сэм, и его лицо расплылось в широкой улыбке. — Капитан Эдвардс тогда сошел на берег, и, возможно, он сообщил о нас властям. А еще с корабля сошла масса людей, любой из них мог сообщить о нас газетчикам.
И вдруг до Мэри дошло, что рассказать мог только Ваткин Тенч. Капитан Эдвардс не сочувствовал ни им, ни мятежникам, которых поймали, поэтому любая информация от него представила бы их в черном цвете. А что касалось остальных офицеров, высадившихся в Портсмуте, их отчет не был бы таким подробным.
А еще Тенчу наверняка было известно о коррупции в тюрьмах еще со времени его службы на «Дюнкирке», и он знал, что предпринять, чтобы устроить им камеру в Ньюгейте.
Мэри тут же решила ничего не говорить остальным. Она была немного удивлена, что они не подумали о Тенче, но, с другой стороны, никто из них не знал его так близко, как она. Если бы Мэри рассказала им сейчас о своих мыслях, это только вызвало бы лишние вопросы, на которые ей не хотелось отвечать. Кроме того, если Тенч сделал это тайно, он не хотел, чтобы об этом кому-нибудь стало известно, иначе это поставило бы под угрозу его карьеру. Лучше, если они будут считать, что это какой-то благонамеренный незнакомец.
