Пока семейство и челядь, всяк на свой лад, приветствовали воротившегося домой хозяина, Дивляна стояла в стороне рядом со Снегуле. Она могла разглядывать Белотуровых домочадцев сколько угодно, в то время как ее саму никто не замечал! Да уж, доехала она! Сколько разных тревог сопровождали ее отъезд и путешествие — и вот в конце его она оказалась никому не нужна! И никто ее не встречает — не взглянут даже. А если и взглянут любопытно, то тут же и отвернутся — мало ли кого воевода привез! Будет срок, расскажет.
Но вдруг сам Белотур обернулся к ней и кивнул, приглашая подойти. Дивляна приблизилась.
— Посмотри, матушка, — Белотур взял ее за руку, — какую я лебедь белую привез. Это Дивомила Домагостевна, дочь воеводы ладожского Домагостя Витонежича. Род свой она ведет от Любошичей, ладожского старшего рода, и Гостивита, князя словен ильмерских. Эту деву я для князя Аскольда сосватал. Как в кощуне — саму Денницу из Золотой Сварги!
— Да что ты говоришь! — Елинь Святославна всплеснула руками. Она не так чтобы не поверила, но на Дивляну смотрела во все глаза, и в глазах этих читалась смесь живого любопытства с недоумением. — Невесту князю! Да что же ты, дурная твоя голова… Надо же было князя упредить, чтобы он встретил. Сам бы в дом ввел… Что же ты ее сюда! Как же так! Совсем обычаи забыл!
— Погоди, матушка. Князю в дом ее вести рано. Встрешник нас попутал — родню ее, дружину, приданое мы по пути потеряли.
— Как — потеряли? — Старая воеводша в изумлении раскрыла глаза еще шире. — Из-за пояса обронили, что ли? Не рукавица, чай!
— Не обронили. Отстал от нас по пути ладожский воевода Велемысл, ее брат, и дружина его, и приданое у него остались. А куда невесту к мужу в дом без приданого? Да и отдавать ее кто будет — я же ей не родня! Вот-вот они нас нагонят. Тогда и передадим невесту жениху честь по чести. Пока пусть у нас побудет.
— Да лучше… — начала недовольная Воротислава.
— У нас побудет! — с легким нажимом повторил Белотур, бросив на нее строгий взгляд, и жена не посмела открыто перечить. — Прошу, матушка: прими ее, обогрей, а то дева совсем измаялась. Ни родни, ни пожитков, всего две исподки с собой да одна челядинка. — Он кивнул на Снегуле. — Будь ей пока вместо матери.
— Ну, как не принять? — Елинь Святославна повернулась к Дивляне. — Да будут с тобой боги в нашем дому, дитятко! — Она обняла девушку, прижалась к ее щеке своей прохладной морщинистой щекой. — Сейчас все устрою. И баню и поесть — у меня все готово, а там и постелим — ляжешь отдохнуть. Это сколько же вы ехали?
— Почти с Медового дня, — впервые подала голос Дивляна. — Третий месяц уже.
— Ох, бедная! Ну что, как у вас в Ладоге люди-то живут? — Она приобняла Дивляну за плечи и повела во двор, будто ожидала, что девушка немедленно расскажет ей все о жизни далеких волховских словен.
Во дворе размещались несколько мазаных изб, клети, навес для скота, пока еще пустой — не пригнали с луга. Кусты и некоторые деревья уже желтели, но трава оставалась зеленой, и скотину не спешили ставить в стойло. Дивляна заметила, что в полянской земле листопад-месяц похож на ладожский ревун — теплее и зелени больше. И называют они его здесь, как потом оказалось, жолтень, оттого что деревья желтеют, а грудень зовут листопадом, потому что только тогда лист опадает! Получалось, что в эти полуденные края Марена-зима добиралась на месяц позже.
Одна из мазаных изб принадлежала старой воеводше — сюда она и привела Дивляну и Снегуле. С последней она попыталась было объясняться знаками, но, убедившись, что голядка прекрасно понимает по-словенски, смеялась над своей ошибкой звонко, как молодая. Старшая дочь Полянского князя Святослава была совсем не похожа на сына — круглолицая, скуластая, невысокая ростом и с годами располневшая, она, видимо, сама имела в жилах немного саварской крови. Голова ее, покрытая белым убрусом, не доставала Белотуру даже до плеча, да и внук уже перерос бабку. Однако зубы у нее были почти все целы, и дряхлой она ничуть не выглядела. Видно было, что эта женщина, как и сын ее, открытая и чистосердечная, и рядом с ней Дивляне сразу стало гораздо спокойнее. Расторопная и отзывчивая на чужую нужду, Елинь Святославна, казалось, готова была принять в дети любого доброго человека, и Дивляна, побыв рядом с ней всего ничего, уже ощущала себя под теплым крылом заботливой матери. Понятно, в кого Белотур уродился таким!
Изба у нее была просторная, земляной пол чисто выметен, на скамьях — пестрые ковры и пушистые шкуры, на полках — сияющие, как солнце, бронзовые, медные, серебряные блюда, резные ларцы и ларчики один на другом — их Елинь Святославна называла незнакомым Дивляне словом «скрыня». Даже полати отгораживались чистыми вышитыми занавесками. Пахло душистыми травами, и этот запах, как всегда, наполнил душу Дивляны чувством покоя и безопасности. Все в Киеве, было как-то не так — другие избы, утварь, говор, да и само это поселение на вершинах крутых гор, будто зависшее между землей и небом. Но и здесь, похоже, можно жить. Если только ей найдется место…
Первое впечатление Дивляну не обмануло. Старая воеводша сама пошла с невесткой и приехавшими девами в баню, после усадила за стол, подкладывала всем кусочки, подливала квасу. Потом постелила Дивляне и Снегуле у себя, дала мягкие перины, беличьи одеяла и все ходила вокруг, выпытывая, не холодно ли им и не жестко ли, не надо ли дать попить и не дует ли откуда. Дивляна даже устала отзываться и благодарить. Заснув наконец, она спала гораздо крепче и спокойнее, чем надеялась по пути сюда.
На другой день, проснувшись и умывшись. Дивляна выглянула в окошко, благо, день стоял солнечный и почти по-летнему теплый, и увидела во дворе Белотура, одетого в лучшее цветное платье, с поясом в серебре. Рядом с ним отроки держали мешки, видимо, с мехами.
— Это куда он — к князю собрался? — Дивляна обернулась к Елини Святославне.
— К князю, — охотно подтвердила та. — Князь-то ждет его который уж день. Небось проведал, что приехали вчера.
Дивляна села на лавку. Сегодня Аскольд узнает, что она уже здесь. Наверное, он захочет ее увидеть? И можно ждать, что вот-вот он за ней пошлет?
— Вот что, Дивляна, — окликнула ее хозяйка, будто услышала ее мысли. — Князь-то, видать, скоро пришлет за тобой. Давай поглядим, что у меня из платья есть для тебя. Надарили, я уж не ношу, куда старухе-то наряжаться? А хорошее платье у меня есть, цветное, давай примерим, может, подшить чего надо…
У Дивляны было с собой козарское платье, подаренное Ехсаром, но его Елинь Святославна не советовала надевать.
— Что подумает князь: невеста до него еще доехать не успела, а у чужих мужиков подарки принимает!
