Из церкви она вышла самой последней. Не хотелось разрушать очарование этих сорока минут. Для кого-то свадьба – белая фата, цветы и море гостей, для кого-то – способ попасть на страницы газет, а для нее, для Джилл Сойер, – вечная магия звучащих под сводами церкви слов…
В болезни и здравии, в бедности и достатке…
Клянусь не оставить тебя никогда…
Во веки веков…
Джилл украдкой смахнула слезы и тут же полезла за пудреницей. Тушь наверняка потекла, нос распух – как это героини любовных романов ухитряются заливаться слезами и выглядеть при этом божественно?
Холодный ветер ударил в лицо, слезы немедленно полились еще сильнее. Разумеется, свадьбы лучше играть весной или летом, когда золотое солнце из любой простушки сделает принцессу, но лучшая подруга Джилл Одри Ван Занд и ее избранник Джейк слишком торопились. Весной их будет уже трое…
По той же причине церемонию здорово сократили, а жаль. Джилл нравилось, когда невесту ведет посажёный отец, вручает ее у алтаря жениху, потом поет хор… У Одри посажёного отца никакого не было, а свой собственный, родной, находится на другой стороне земного шара, гоняясь за какой-то редкой австралийской птицей.
Джейк же вообще смотрел только на Одри и вряд ли обратил бы внимание, даже если бы их поженили по обычаю, например, зулусов. Джейку было все равно – лишь бы Одри рядом…
Когда полгода назад Одри представила своего избранника, все так и ахнули: тоненькая, хрупкая Одри – и гориллоподобный, вечно небритый и мрачный молчун Джейк. В женском обществе он предпочитал сидеть в уголке и читать очередную распечатку чего-то ужасно научного и химического, ибо был специалистом по молекулярному анализу фруктовых кислот. Что это такое – никто из девчонок особо не понимал, но Джилл относилась к призванию Джейка философски: работа официантки приучает именно так относиться к людям, ведь мимо тебя ежедневно проходят десятки представителей самых разных профессий.
Джилл глубоко вздохнула и вернулась в реальность. Внизу, кутаясь в роскошную шубку из искусственного соболя, стояла Лора, еще одна их общая подруга детства, и довольно ехидно смотрела на Джилл. Лора была единственной из их квартета – Одри, Джилл, Кейт и Лора, – кто с самого начала высмеял их детскую клятву: никаких мужчин, свободны навеки! Лора излучала сексуальность, любила секс, всегда думала о сексе, и потому даже и не собиралась примыкать к их союзу. Более того, именно Лора без малого год назад произнесла пророческие слова:
– Вы, девки, дурью маетесь, причем в основном из-за неуверенности в себе. Хотеть и искать своего мужчину – это естественно для женщины. Вот увидите, в течение года от вашего союза ничего не останется.
Они ее тогда облили презрением и закидали подушками – дело было на пижамной вечеринке у Кейт. А через два месяца Кейт встретила Клауса. Сейчас она в Германии, живет в настоящем замке. Ее дочке месяц.
Сегодня пришел черед Одри. И по иронии судьбы одинокими остаются только Джилл – и сама Лора. Хотя Лорино одиночество – это, знаете ли…
Лора подмигнула Джилл.
– Медитируешь? Стараешься запомнить все это навсегда? Брось, чужими радостями сыт не будешь. Или… составляешь в уме сценарий собственного бракосочетания?
– Отстань, змея!
– Вот вечно вы так, мисс Сойер. Я ведь переживаю за тебя. Шутка ли – пятнадцать свиданий вслепую, и все мимо…
– Лора, я тебе в жизни больше ничего не расскажу!
Джилл злилась, потому что Лора была абсолютно, стопроцентно права. Последние восемь месяцев Джилл посвятила знакомствам в Сети. И не надо ничего говорить! Все мы знаем, что это порочный путь, сопряженный со многими опасностями – а вдруг нарвешься на маньяка? – но что делать, если к горлу подкатывает паника и ты все чаще просыпаешься по ночам с ужасной мыслью: неужели до самой смерти твоя постель будет принадлежать тебе одной?
– Джилл, ау! У тебя сегодня опять свиданка?
– Ничего не скажу. Да. Через три с половиной часа.
– Отлично, тогда пошли выпьем за здоровье молодых. Ладно, не дуйся. Расскажи все мне, верной старой Лоре. Излей душу.
Джилл мрачно хмыкнула.
– Очень правильное выражение: излей душу. В ней столько накопилось…
– Неужели ни один не подошел?
– Кто? Такое впечатление, что они все выпускники одного дурдома. Некто Николай – русский, между прочим, – тосковал по Женщине в глобальном смысле. Крис, напротив, исследовал женскую сторону собственной натуры. Джереми занимался разведением аквариумных сомиков и искал единомышленницу, которая согласилась бы чистить аквариумы. Билл очень любил поесть. Тедди был жутко стеснительный. Джереми-два нуждался в собеседнике. Айзек собрался стать актером, ему требовалась партнерша, которая подавала бы реплики…
– Джилли, бедняжка!
– Это еще не все! Еще был Сакуси…
– Кто?!
– Сакуси Хировато, японец. Фанат восточного массажа и тантрического секса. Гейл, обожавший восточные единоборства и лечившийся исключительно пилюлями из мумие. Шон, до смерти боявшийся аденомы простаты и потому согласный на любую, как он объяснил, даже страшненькую партнершу.
– А получше – никого?
– Так это и были самые лучшие.
– Джилл, я волнуюсь. Может, тебе плюнуть на сегодняшнего кандидата?
– Как же! Именно он и окажется принцем – а я не приду. Нет уж. Схожу в последний раз – и завязываю с этим. В конце концов, я еще не старая дева, мне всего тридцать четыре…
Лора усмехнулась, но глаза ее были печальны.
– Нам УЖЕ тридцать четыре, девочка моя. И жизнь показывает, что в этом возрасте все труднее найти себе пару. Разве что поддаться внезапному импульсу, как Одри, либо выйти замуж по трезвому расчету – как Кейт.
– Клаус ее любит…
– У них будет отличный брак, вот увидишь. Но любви там нет. Просто Кейт рациональна с детства. Пора выходить замуж – она и вышла. У Одри иначе. Задумайся она, потяни подольше – ничего не вышло бы.
– А… ты?
– Удар ниже пояса, моя дорогая. Видишь ли, Джилли… Я очень люблю мужчин. Но еще больше я люблю себя. Растворяться в любимом человеке я не умею, расчетливость мне несвойственна вовсе. Если тебя не шокирует такое определение, то… мне нравится сам процесс. И тем не менее даже меня иногда посещают мрачные мысли об одинокой старости. Впрочем, я знаю неплохой выход.
– Какой?
Лора улыбнулась и кокетливо отбросила золотистую прядь с безупречно накрашенного глаза.
– Не скажу. А то ты собезьянничаешь – по природной трусости.
– Что-о?
