Сюзанна Брокман
Не такая, как все
— Извините, но в наших списках не значится никакая Мари… Мара…
— Марисала.
— В списках кандидатов на получение места в общежитии нет никакой Марисалы Боливар. — Женщина за конторкой подняла на Марисалу усталый взгляд. — Вы уверены, что высылали нам надлежащие документы?
— Я ни в чем не уверена, — ответила Марисала, поправляя режущий плечо ремень дорожной сумки. — Всеми бумагами занимался мой дядя.
— По всей видимости, университет не получил документов.
Позади открылась дверь. Администраторша подняла глаза — и застыла как соляной столб.
Марисала обернулась. Ну, разумеется! В комнату легкой походкой вошел Лайам Бартлетт, а перед его золотистыми волосами и солнечной улыбкой не могла устоять ни одна женщина.
Марисала и сама долго не отрывала от него глаз, когда после долгой разлуки встретилась с ним в аэропорту Логан.
— Представь себе, мне удалось припарковаться прямо у подъезда! — объявил он, как будто не замечая пристальных восхищенных взглядов обеих женщин. — Ты уже получила ключи?
— Нет.
Лайам перевел взгляд на администратора. Улыбка его несколько поблекла.
— Что стряслось? — поинтересовался он.
— Похоже, Сантьяго что-то напутал.
Марисала не могла сдержать сквозившего в голосе раздражения. Она поехала в Бостон, только подчинившись настойчивым увещаниям дядюшки. Город Марисале понравился, однако она полагала, что в двадцать два года поздновато поступать в университет. Как она найдет общий язык со своими однокурсниками — на ее взгляд, совсем зелеными юнцами? Однако Сантьяго ясно дал понять, что у нее нет выбора. Она должна получить образование, стать, как он выразился, цивилизованным человеком.
— Скорее всего просто забыл отослать заявку на место в общежитии.
Лайам перевел взгляд на женщину за конторкой.
— Боюсь, свободных комнат у вас нет?
В первый раз с той секунды, как Лайам похлопал ее по плечу в аэропорту и, обернувшись, Марисала увидела перед собой его небесно-синие глаза, она осмелилась задержать на нем взгляд.
Он совсем не походил на того изможденного доходягу, которого пять лет назад Марисала увидела в тюрьме, когда бойцы сопротивления освобождали узников. Тогда Лайам едва передвигал ноги от ран, полученных при попытке к бегству, и перенесенных в заключении побоев.
Теперь же он казался воплощением здоровья и силы. Исчезла болезненная худоба; синие джинсы, белая рубашка и спортивный пиджак не скрывали развитых мускулов.
В американских журналах, которые Марисала листала в самолете, именно такие мужчины именуются «ходячим совершенством».
Администраторша покачала головой.
— В наших списках очередников уже стоит больше сотни фамилий. — Она взглянула на Марисалу. — Если хотите, я помогу вам заполнить заявку на зимний семестр.
— Отлично, — ответила Марисала, опершись о конторку. — Почему бы и нет?
— Почему бы и нет? — раздраженно повторил Лайам, и Марисала удивленно оглянулась на него. — Почему нет? Потому что до зимнего семестра еще четыре месяца! — Он снова повернулся к администраторше. — Послушайте, сделайте что-нибудь! Она — иностранная студентка…
— Неправда, — отрезала Марисала. — Я — такая же американка, как ты.
Ее мать была американкой, и Марисала имела двойное гражданство.
— Я хотел сказать, — дал задний ход Лайам, — что твой дядюшка живет отнюдь не на соседней улице.
— Ну и что? — прервала его Марисала. — Сниму квартиру…
— Сантьяго удар хватит!
Марисала невольно улыбнулась.
— Это точно. — Она повернулась к администратору. — Не могли бы вы дать мне список местных отелей? Я временно остановлюсь в гостинице…
— Отелей? — повторил Лайам. — Подожди-ка…
— Я могу дать список, — кивнула женщина, — но должна предупредить, что едва ли вы найдете номер. Весь город заполонили родители абитуриентов, а к тому же сейчас в Бостоне проходят две ежегодные научные конференции. Может быть, вы найдете комнату в мотелях Натика или Фреймингема.
Марисала покосилась на Лайама.
— Ты не знаешь, где этот Натик…
— Знаю. Чертовски далеко. Как ты будешь добираться до университета?
— Но это же совсем ненадолго, пока я не найду…
— Знаю, пока ты не найдешь квартиру. Я так и вижу, как Сантьяго гонится за мной с револьвером.
— Не будет он за тобой гоняться! — рассмеялась Марисала.
Но Лайам не шутил. Он подошел ближе и понизил голос, чтобы их разговора не слышали посторонние. Сквозь аромат кофе и дорогого одеколона просачивался его собственный запах — запах солнца и смеха, легкий, едва уловимый, чарующий и неповторимо мужской запах Лайама Бартлетта. Марисала словно вернулась на семь лет назад, когда она изнывала от безответной любви к американскому другу дядюшки, молодому репортеру с сияющей улыбкой и совершенно удивительными золотыми волосами…
— Мара, я обещал ему, что за тобой присмотрю.
Марисала отступила на шаг, прогоняя прочь давние воспоминания. Тогда, будучи юной и наивной, Марисала верила, что, как только окончится война, Лайам вернется за ней. Дни складывались в недели, недели — в месяцы, а она все ждала и ждала, не в силах поверить, что ее жаркая страсть не нашла ответа…
Но Марисала ошиблась. Ее любовь была безответной.
И теперь Марисала не собиралась бросаться к нему в объятия. Она — не из тех, кто повторяет одну ошибку дважды. Никогда больше она не примет дружеское расположение Лайама за что-то другое — и неважно, чем там от него пахнет!
— Вот и отлично! Исполни свое обещание и подыщи мне квартиру.
Лайам пригладил волосы рукой. Сейчас он стригся гораздо короче, чем пять лет назад — и короткая стрижка ему очень шла. Лицо его тоже изменилось: утратив болезненную худобу, оно стало взрослее и серьезнее — хотя улыбался Лайам по-прежнему совсем по-мальчишески. Следы голода и тяжких испытаний давно исчезли с его лица — но, как прежде, выступали на нем высокие скулы, оттеняя прямой нос и правильный рот, подчеркивая необыкновенные глаза…
Да, глаза его совсем не изменились. Все тот же цвет — цвет знойного неба в жаркий тропический полдень.
— Мара, Сантьяго хочет, чтобы ты жила в общежитии, а не в отдельной квартире.
— Если бы он этого хотел, прислал бы, как положено, заявку, — невольно улыбаясь, ответила Марисала.
— Это не смешно, — нахмурился Лайам.
— А по-моему, смешно. Подумай, Лайам. Сантьяго — такой аккуратист! Тебе не кажется, что для сеньора Совершенство это слишком крупный промах?
