Дубинина Мария
РАССКАЖИ МНЕ О ЛЮБВИ
— Расскажи мне еще о любви!
Ее волосы щекочут кожу — так низко она склоняется к его плечу, улыбаясь нежно и игриво. Ее ресницы дрожат, когда она слушает его песни или, как сейчас, когда спрашивает его о любви. А еще она пахнет морем, солью и дикими лилиями.
Он любил этот запах и ненавидел тоже.
— Но ведь я уже рассказывал, помнишь?
Она смеется, и длинные пряди ее волнистых волос шевелятся, точно живые.
— Микаэл! — восклицает она и шутливо шлепает его ладошкой, холодной и узкой. Ему хотелось поймать ее и расцеловать каждый пальчик, но он знал, что это невозможно. И он перехватывает гитару поудобнее и говорит, говорит, говорит — только бы она не ушла, только бы ей не стало скучно.
— Любовь — это когда сердце бьется быстрее и громче.
— Громче, чем шумит прибой?
— Намного громче, — он трогает струны, будто ища у них поддержки. — Когда хочется петь и кричать на всю деревню о своей любви.
— Так же, как поет ветер в прибрежных скалах? — снова перебивает она. Он кивает:
— Если тебе так нравится. Любовь — это когда кажется, что можно достать звезду с неба.
Она хмурит тонкие светлые бровки и уточняет неуверенно:
— С неба? Но небо же так высоко!
Он осторожно берет ее ладонь в свою:
— Или самую красивую жемчужину со дна океана. Теперь понимаешь?
Ее лицо снова озарилось улыбкой:
— Тогда спой мне, Микаэл. Спой мне про любовь.
И гитарный перебор разливается в вечернем воздухе, заменяя собой ненужные, пустые слова и безнадежные взгляды. Когда музыка стихнет, Айникке уйдет, как уходила всегда, без надежды на возвращение.
В тот вечер она спросила:
— Ты называешь меня Айникке. Что это значит?
— Единственная.
Она смотрит на него долго и бесконечно печально, а после уходит, не прощаясь. Туда, где вздымается белой пеной холодное темное море.
На следующий вечер она не пришла. И на следующий тоже. Микаэл ждал на берегу. Микаэл пел свои песни на пару с ветром, но его Айникке не слышала. Айникке надоели песни.
Все в деревни смеялись на Микаэлом. «И где же твоя русалка? — спрашивали они. — В какой пивнушке ты оставил свою сирену?». Струны гитары порвались, и сама она пылилась в дальнем углу — некому было слушать ее переливы. Душа Микаэла рвалось к морю, к Айникке, что похитила его сердце, к Айникке, для которой он достал бы самую красивую жемчужину с морского дна.
Шло время. Пальцы Микаэла загрубели от тяжелой работы, а темные волосы просолились на суровом ветру. Он больше не пел, а вместе с остальными рыбаками выходил в море на своей лодке. Иногда ему казалось, что в реве урагана звенел голос его возлюбленной Лорелеи, но то был лишь свист ветра и хлопанье парусов. Все дальше уплывал Микаэл в поисках клёва, все меньше времени проводил на суше. «Околдовала парня проклятая русалка, — вздыхали селяне. — Сгинет бедняга, заберёт его морская чаровница». А Микаэл слушал их и ждал. Ждал, когда это наконец случится.
В тот день никто из деревни не выходил в море. Тяжелые тучи укрывали ненастное небо свинцовом одеялом, волновался океан, неторопливо и тревожно накатывая и разбиваясь о скалы. Только лишь один Микаэл на пустынном берегу погружал снасти в лодку. Беспокойно кричали чайки, предчувствуя шторм, но не слушал их рыбак — влекла его безумная любовь в объятия седого океана.
А ветер крепчал. Бугрился парус, раздуваемый безжалостным зюйд-вестом. Сердце Микаэла рвалось из груди. Звал он Айникке, обещал все блага мира и свою любовь, но русалкам не знакома жалость, они не умеют любить, как люди. Налетела волна и опрокинулась лодка. Не руки любимой обняли рыбака, а холодная вода; не слова песни срывались с его губ, а пузырьки воздуха. Не Айникке нашел он, а свою смерть.
Много лет уж прошло с той поры, но не забыть Микаэлу, как в пучине морской явилась ему возлюбленная русалка, не забыть, как развевались ее дивные волосы и рассекал толщу воды рыбий хвост с серебряной чешуей. «Смотри, Айникке, — хотел он сказать, — я достану для тебя самую красивую жемчужину со дна океана», а она бы в ответ рассмеялась звонко и нежно, как тогда, теплыми летними вечерами. И он бы поцеловал ее, да только русалкам поцелуй — это смерть, а человеку — спасение.
И Айникке подарила ему свой поцелуй…
Солнце садилось, раскрашивая тихую морскую гладь радужными узорами. Деревня на побережье ничуть не поменялась с годами, а их уж прошло немало. Вокруг седого старика собралась ватага ребятишек, и мальчишка с умными голубыми глазами вдруг спросил:
— Деда, а что потом-то было? Русалка спасла возлюбленного и умерла?
Старик потрепал внука по взъерошенной шевелюре и ответил ласково:
— А про то не ведаю. Не у всех сказок есть конец.
Дети убежали собирать ракушки на пляже, оттуда ветер приносил их радостные крики и смех.
Старый Микаэл сидел на камне и, щуря подслеповатые глаза с паутинкой морщин в уголках, смотрел на море, как смотрел каждый вечер с тех пор, как любимая русалка спасла его от гибели. Может быть, она научилась любить. Он смотрел, и прозрачные слезинки катились по его обветренным щекам, загоревшим от солнца и ветра.
И иногда Айникке смотрела на него в ответ.
