— Вот ты упомянул об аборигенах, а я вспомнила их обычай: считается, что у женщин есть право на тайну, которая не подлежит разглашению, — хитро прищурилась Вайолетт.
Сэм рассмеялся, заставив ее сердце снова биться чаще.
— И почему женщины так любят таинственность?
Ответ сорвался с языка раньше, чем Вайолетт успела подумать, как он может быть истолкован.
— Просто это попытка получить хоть толику власти в мире, в котором лидируют мужчины.
— Тебе не хватает власти?
Тем временем такси проезжало недалеко от ее дома. Казалось бы, все сказано. Можно попросить шофера остановить машину, попрощаться и уйти.
— Есть много вещей, которые я не могу контролировать.
Вайолетт боялась смотреть ему в глаза.
— Нет ничего приятного в том, чтобы держать все под контролем, — сказал он. — Жизнь сразу становится пресной и скучной.
Вайолетт задумалась. Ее выбор сделан. Хотя, если честно, то и выбора у нее не было. Теперь же она пыталась найти оправдание тому, что так и не вышла из машины. Интересный разговор — это достаточная причина?
— Так вот почему ты хочешь нарушить привычное положение вещей в издательском деле? Чтобы жизнь была интереснее?
— Что еще может желать дикарь, кроме завоевания новой территории?
— Завоевать новую женщину!
Вайолетт снова высказалась раньше, чем успела подумать. Этот резкий выпад придал ей смелости заглянуть в его глаза. Сэм спокойно выдержал ее взгляд.
— Искать лучшего партнера — это задача обоих полов, разве нет?
Разумеется, в этом он был прав. Но в жизни все совсем не так просто, как ему хотелось бы.
— Твоя биография была полна ошибок и чужой боли, Сэм?
— Я думаю, ты причинила куда больше страданий Роберту, чем когда-либо доставлял женщинам я сам. Мне, по крайней мере, никогда не приходило в голову давать им надежду на длительные и серьезные отношения.
— Но ведь за все надо платить, иногда за надежду платят душевной мукой.
Сэм Крейк покачал головой.
— Лучше быть одиноким, чем платить такую цену.
Все смешалось в голове у Вайолетт. О чем он сказал? Что настало время платить? Или что она не должна надеяться на длительные отношения?
Не так уж много людей любит одиночество. Наверняка у Крейка есть множество друзей или хотя бы знакомых, всегда готовых составить ему компанию. Вайолетт подозревала, что ему просто никто не нужен. Единственное, зачем ему может кто-то понадобиться — это удовлетворение его мужских потребностей. Значит, она для него — женщина на одну ночь. Даже несмотря на то, что еще не дала своего согласия. Окончательного согласия. Или дала?
— Знаешь, я никогда ничего не читала о твоей семье. Может, расскажешь?
— Я родился в местечке Кубер-Педи. Отец работал на опаловых шахтах.
— Ты — единственный ребенок?
Он ухмыльнулся.
— Да уж, единственный… Крейки могли бы заселить весь мир! Я был седьмым среди одиннадцати братьев и сестер. Моя мать умерла от почечной недостаточности, так и не успев родить дюжину, о которой мечтал отец. Он был непростой человек. Считал, что все окружающие должны плясать под его дудку. С тех пор как я не захотел соответствовать представлениям отца о моем будущем и сбежал учиться в Мельбурн, в семье меня стали считать паршивой овцой.
— Твой отец жив?
Сэм зло усмехнулся.
— Нет, недавно умер. Но это ничего не изменило. Мои братья и сестры не вспоминают обо мне, а я не вспоминаю о них.
Бунтовщик и изгнанник — вот, оказывается, кто он такой, подумалось ей.
— Прости, — пробормотала Вайолетт, понимая, как это должно быть печально — лишиться семьи.
— Не стоит извиняться. Я чувствую себя, словно узник, сбежавший из-под стражи. Мне не хотелось бы вернуться в заточение.
Странно, но этот рассказ сделал Сэма как будто более человечным в глазах Вайолетт. Сбежавший от тирании отца, вычеркнувший семью из своей жизни, страстно желавший идти той дорогой, которую сам выбрал…
— Спасибо, что сказал мне, — тихо поблагодарила она, понимая, что этот рассказ не предназначался для посторонних ушей. Это был подарок для нее.
— Ты ведь тоже мне о себе рассказала, — еще тише ответил Сэм, как бы подчеркивая, что теперь у них появился общий секрет. Взгляд его красноречиво свидетельствовал о том, что ему бы хотелось, чтоб это было не единственное, что их объединяет.
Сердце Вайолетт опять бешено застучало. Весь вечер она безуспешно пыталась справиться с непроизвольной реакцией своего тела на непреодолимую привлекательность Сэма Крейка. Но сейчас это было что-то другое, нечто большее, чем простые инстинкты. Теперь этот мужчина перестал быть чужим и диким. Ей показалось, что он смог тронуть ее душу тем пониманием, которое еще никто по отношению к ней не проявлял. Даже Роберт…
— Приехали, — объявил водитель.
Сэм расплатился и протиснулся в дверцу.
— Выходи лучше с этой стороны, Вайолетт, давай руку, — сказал он. Затем поддержал ее за локоть и помог сойти на тротуар.
Она больше не избегала его прикосновений, поскольку знала, чем может закончиться вечер, и не боялась этого.
Вайолетт пошла с ним.
Белый двухэтажный дом с балконами стоял на самом берегу залива и был развернут фасадом к северу так, чтобы солнце максимально освещало комнаты.
Оказавшись во внутреннем дворе, где сразу же автоматически включилось освещение, Вайолетт увидела бассейн под белым парусиновым тентом, защищенный от морских ветров группой пальм и прекрасными деревцами гибискуса, сплошь усыпанными большими красными цветами.
Она улыбнулась, вспомнив, что на Гавайских островах гибискус называют цветком прекрасных женщин, поскольку он используется ими как украшение и эффектно смотрится в черных волосах.
Рядом с бассейном стояло несколько шезлонгов, покрытых голубыми матрасами. Обстановка располагала к отдыху на свежем воздухе.
От всего происходящего Вайолетт потеряла дар речи. Она просто подчинялась сильной мужской руке, сжимающей ее ладонь и увлекающей в сторону дома. Сэм Крейк распахнул дверь, включил свет и слегка подтолкнул ее. Вайолетт перешагнула порог.
Она оказалась в просторном помещении. Терракотовый пол, тростниковая мебель, разноцветные подушки на диванах в гостиной, коллекция картин Джеймса Глисона, Дональда Френда и других известных австралийских художников, стоившая наверняка целого состояния… Все здесь говорило о характере хозяина. Было видно, что Сэм Крейк пытается охватить все многообразие жизни, насытить свое существование самыми яркими красками, наплевав на общепринятые понятия о стиле.
