Мир. Безмятежность. Покой.
На мгновение, казалось, он перенесся в мир детства. Воспоминания нахлынули на него. Воспоминания, которые он отгонял от себя много лет. Воспоминания, о которых не пронюхали пронырливые папарацци.
Мягкие руки и голоса взрослых, которые говорят, как им будет ее не хватать… Бабушка, вся в черном. Друзья, соседи, школьные приятели. Тоже в черном… Мама умерла в свое самое любимое время года. Это было очень грустно…
Приглушенные звуки, донесшиеся с кухни, и тот самый женский голос, напевающий старую мелодию, нарушили поток воспоминаний.
Себ открыл глаза и оглянулся, словно ребенок, пойманный возле вазы с печеньем — не видел ли кто-нибудь.
Он и так уже допустил промах, заговорив с Дэном о его отце. Не стоит добавлять еще и это.
Конечно, он не мог знать, что отец Дэна умер, но все равно чувствовал себя неловко. Он знал, что такое потерять родителей.
И поэтому вчера, еще до ужина, Себ извинился и сказал, что ему нужно пару часов провести в компании с ноутбуком, чтобы разобрать двухдневную почту.
Этим, возможно, и объяснялось урчание в желудке, требующем свой завтрак.
Пора найти источник пения, быстро что-нибудь съесть, потом собраться — и прочь от непрошеных воспоминаний.
Ориентируясь на нежный голос, Себ обошел террасу, то и дело наступая босыми ногами на острые кусочки гравия.
Элла Мартинез оказалась сразу за кухонной дверью. Что-то взбивая в большой керамической миске, она покачивала головой и слегка пританцовывала. От пары белых наушников в карман ее белой пижамы спускались тонкие провода.
Правая рука двигалась в ритме мелодии, которую она напевала, — что-то из известного мюзикла, только Себ не мог вспомнить какого.
Ее бедра и плечи тоже двигались. Молодая женщина подняла деревянную ложку, словно дирижируя воображаемым оркестром. Она настолько погрузилась в собственный мир, что Себ почувствовал себя виноватым во вторжении.
Солнечные лучи падали на ее лицо, вспыхивая медью и золотом в распущенных каштановых волосах. Элла выглядела свежей и невинной, как летний день.
Это был один из тех редких моментов, который, Себ не сомневался, навсегда останется в его памяти. Никакая фотография не способна запечатлеть это. Раннее утро, запах цветов, смешанный с ароматом сосны, трели птиц.
И прелестная темноволосая женщина, танцующая на кухне сельского дома.
Знакомый жар охватил его тело. Просто удивительно, как взрослая женщина, у которой есть ребенок, может выглядеть такой сексуальной в белой пижаме с розовыми кроликами.
Элла абсолютно не была похожа на тех женщин, которые обычно привлекали Себа. Но в этом доме и в этом саду она казалась ему самим совершенством.
Он завидовал ее безмятежности и спокойной жизни. И не важно, что ее существование ограничено маленьким мирком этого дома и сада.
Его квартира в Сиднее находилась в нескольких минутах ходьбы от ресторанов мирового класса и развлекательных комплексов. Но было ли там спокойно? Нет.
Еще одна причина для возвращения. Это место определенно вызывает у него тревогу, даже если он и наслаждается окружающим видом.
Элла напевала, грациозно двигаясь между длинным сосновым столом и гранитной столешницей кухонного комплекса.
Элла Мартинез была не только хорошенькой. Она была неиспорченной. И это обезоруживало. Себастьяну ужасно хотелось выяснить, кто скрывается под маской одинокой матери и экономки.
И это тоже беспокоило.
Возможно, старый дом навеял такие мысли?
Ладно. Все, что ему сейчас нужно, — спросить, не слышно ли что-нибудь о Николь. Причем спросить следует сухо и быстро.
Потом он вдруг вспомнил, что на нем только трусы и майка. К тому же он небрит и ему требуется душ. Да, вид далеко не лучший. Пора осторожно ретироваться и привести себя в порядок.
Слишком поздно. Мило, труся через террасу к сараю, на мгновение остановился, завилял хвостом и залился радостным лаем.
Себ застонал, когда пес прыгнул на него всеми четырьмя лапами, пытаясь вцепиться в его скудное одеяние, не предназначенное для собачьих когтей. Слава богу, хоть в этот раз удалось устоять на ногах…
До них донесся тихий свист. В дверях кухни показалась Элла. Мило бросился к миске, а Себ попытался сохранить лицо, лучезарно поприветствовав женщину:
— Доброе утро, миссис Мартинез.
Ой! Интересно, долго ли он наблюдал за ней?
Жар смущения залил ее шею. Ладно. Все равно дело уже сделано.
К тому же могло быть еще хуже. Порой она вообще ходила в одной майке. Нельзя забывать, что Себастьян Кастеллано собирается провести здесь несколько дней.
Оставалось надеяться, что его сегодняшнее путешествие по саду было скорее исключением, чем правилом.
Элла очень ценила то короткое утреннее время, когда Дэн еще спал — где-то около часа. Она могла предаться своему увлечению, не боясь разбудить сына игрой на фортепиано или пением.
Элла справилась со смущением и, подняв голову, вежливо улыбнулась, словно приветствовала гостя на устроенной в саду вечеринке. Насколько, конечно, это было возможно, если учесть, как они оба одеты.
— Доброе утро. И меня зовут Эллой, помните? — сказала она. — Надеюсь, вы хорошо выспались. Сегодня чудесный день.
Запах теплой земли, садовых цветов, соленый цитрусовый оттенок мужского пота и какого-то одеколона смутил ее своим странным сочетанием, когда Элла подошла ближе, собираясь пожать ему руку. Неожиданно она вспомнила, что одна ее рука занята миской, а другая испачкана маслом.
В глазах Себа под темными бровями сверкнуло нечто похоже на насмешку, когда она изменила свое намерение и помахала ему ложкой.
Даже в таком виде Себ выглядел как преуспевающий миллионер. И он был высоким. На целый фут выше ее. Но главное — как он держал себя. С той солидностью, которая говорила: этот мужчина привык отдавать распоряжения и ожидать, что они будут исполнены.
Чтобы как-то заполнить затянувшуюся паузу, молодая женщина пробормотала:
— Но если вам не нравится Элла, то некоторые зовут меня Синди. Ну, знаете — Синдерелла из сказки. Я отзываюсь и на то, и на другое. Выбор за вами.
Она заметила, что он слегка ошеломлен. Да, пожалуй, для такого часа пижама — это слишком. К тому же под ней ничего нет…
И всклокоченные после сна волосы, по которым еще не прошлась щетка…
О да. Она определенно предстала перед ним не в лучшем виде. В деревне привыкли к ее творческому подходу к одежде, однако, судя по выражению лица Себастьяна, у него такой привычки не было.
— Элла вполне подойдет, — заявил он. — Но только в том случае, если вы будете звать меня Себом.
