— Откройте, Брунар, — сказал Майкл. — Должно быть, Брунсберри. — И посмотрел на часы. — О, да уже начало шестого.
Брунар исполнил его приказание с расторопностью швейцара. На пороге стоял крупный холеный мужчина, одетый, пожалуй, даже элегантнее своего патрона. Лет сорока, но с абсолютно седой шевелюрой, которая между тем выглядела весьма импозантно от соседства со свежей, спортивно-загорелой физиономией и молодыми влажно-блестящими карими глазами. Они заблестели еще выразительнее и масленее, прямо как у сытого, куртуазно настроенного кота, стоило Брунсберри обнаружить в номере Линну и меня. Особенно Линну — в ее банном бело-махровом дезабилье, под которым явно не наличествовало никакого иного. Терпеть не могу таких вальяжных сорокалетних плейбоев! А ведь из разговоров по телефону у меня сложилось о Брунсберри совсем иное представление. Я-то думала, что ему за шестьдесят, как Брунару, но в отличие от последнего Брунсберри более деликатен, хоть и американец. Наверное, все дело в его старомодно безупречном английском с элегантными вставками французских словечек… Впрочем, сейчас оба поверенных двух покойных дам стояли рядом, и я не могла не признать между ними сходства! Оба крупные, оба седые, правда, с разницей в возрасте лет в двадцать, но лица обоих с одинаковым выражением смотрят на Уоллера.
— Рад видеть вас, мистер Уоллер, — заговорил Брунсберри. — Мисс Пленьи, — улыбка Чеширского Кота, адресованная мне. — Мистер Брунар, — улыбка пожиже. — Мисс Крийспулайнен, насколько я понимаю? — улыбка Цезаря, адресованная Клеопатре! — Мистер Уоллер, представьте меня!
— Линнаа, — самостоятельно промурлыкала Клеопатра, сняв очки и протягивая Цезарю ручку над обрушенным карнизом. — Линнаа… Я не говоорюуу английский. — Рука была протянута высоко, явно для поцелуя, и Цезарю пришлось грациозно перегнуться через карниз, дабы не разочаровать прелестницу.
— Тысяча извинений, мадемуазель! Тысяча извинений! — Ручка Клеопатры все еще хранилась в ухоженной — тщательнее, чем у Майкла! — руке заговорившего по-французски Цезаря. — Позвольте представиться, Брунсберри, Сэмюель Брунсберри. Для вас просто Сэмюель.
— Сэээмююуеельльль…
Сказал бы уж «Сэмми», подумала я, а Майкл, словно прочитав мои мысли, сдавленно хмыкнул и на мгновение заговорщицки встретился со мной глазами. Я благодарно улыбнулась в ответ: выходит, я все-таки что-то значу, если Майкл пригласил меня вместе с ним посмеяться над этой парочкой. Я почувствовала огромное облегчение.
— Входите, Брунсберри! — сказал Майкл, возвращая Цезарю его земной облик. — Все в сборе, можем приступать к делу.
Линна завертела тюрбаном.
— Мсье Уоллер предлагает заняться завещанием, мадемуазель Линнаа, — перевел сообразительный Брунсберри.
— Брунсберри, да входите же! — почти рявкнул Майкл.
— Видите ли, мистер Уоллер, — почтительно заговорил тот, однако не двигаясь с места и подозрительно косясь на портьеры и карниз. — Дело в том…
— Ах, это! — Майкл пренебрежительно махнул рукой. — Просто катастрофа местного значения. Входите, не обращайте внимания. Мы вовсе не собирались забаррикадироваться от вас. Да входите же, Брунсберри!
Брунсберри кашлянул, потоптался.
— Мистер Брунсберри! — Похоже, Майкл закипал.
Брунсберри обвел всю компанию беспомощным взглядом и решительно, как если бы он в своем безукоризненном костюме бросался в сточную канаву, потому что от этого зависела его дальнейшая жизнь, выпалил:
— Мистер Уоллер, возле вашего номера подозрительный предмет! Следует срочно вызвать полицию!
— Что?
— Где?
— Поолициююу?
— Чемодан? — догадалась я.
— Именно, мисс Пленьи, — кивнул Брунсберри, забыв про необходимость изъясняться по-французски.
— Там картина для мадемуазель Крийспулайнен, мсье Брунсберри, — на понятном для финки языке напомнила я. — Вы же сами поручили мне съездить за ней.
— Картина! — Майкл хлопнул себя по лбу. — Так вот в чем дело! — И засмеялся, все остальные засмеялись тоже, в том числе и Линна, не знавшая английского языка. Впрочем, смех — штука заразительная. — Тащите ее сюда, Брунсберри! Сейчас мы на нее посмотрим!
Брунсберри заволок чемодан в номер, закрыл дверь.
— Давайте, давайте, Брунсберри. Вытаскивайте скорее! — торопил поверенного определенно повеселевший Майкл. — А я-то ломал голову! Выходит, Эле, ты летала за ней?
— Летала? — не дав мне ответить, быстро по-французски переспросил Брунар. — Неужели, мадемуазель Пленьи? Но, по-моему, в Сен-Мало нет аэропорта. Лично для вас построили?
— Нет аэропорта? — мгновенно вновь насторожился Майкл.
Эге, подумала я, когда тебе нужно, ты прекрасно понимаешь по-французски, и специально спокойным тоном сказала:
— Я ездила на машине. На обратном пути она сломалась. Водитель, согласившийся подвезти меня, спешил в аэропорт.
— На второй этаж? — Майкл повел бровью.
— Да? — поддержал его Брунар.
Брунсберри оторвался от своих экзерсисов с чемоданом и пледами, в которые было закутано сокровище, и своими маслеными глазками любопытно уставился на меня. Вероятно, это не укрылось от прекрасных очей «Клеопатры», потому что она тут же проявила к картине повышенный интерес и, присев на корточки возле «Цезаря» — отчего ее голые колени пришлись вровень с его физиономией, загородив меня, — пропела:
— Скорееее, Сэээмууулльль, скоореее!
— Потерпите еще одно мгновение, очаровательная мадемуазель Крийспулайнен.
— Просто Лииннаа, Сэээмуууульльль!
Майкл энергично закашлялся, прикрыв рот рукой. Я тоже едва сдерживала улыбку. Только Брунар сосредоточенно рассматривал лишенный убранства косяк над входной дверью.
Глава 6,
в которой Брунсберри извлек картину
И с жестом распорядителя аукциона водрузил ее на полку над камином, потеснив какие-то предметы на ней. Тут, впервые с момента моего появления в этом номере, мы с Брунаром вполне по-приятельски переглянулись. Мы-то не раз видели эти яркие пятна замешанной на белилах гуаши, которые при более пристальном рассмотрении складываются в интимную сцену из жизни коров и быка. Причем настолько неожиданно и фотографически реалистично, что потом долго невозможно избавиться от желудочного спазма. Мы старались не смотреть на «коровок» и, как заговорщики, наблюдали за реакцией остальных.
Лицо Брунсберри осталось невозмутимым, потом он отвернулся к окну. Майкл через какое-то время хмыкнул и закачал головой. Линна вглядывалась долго и пристально, снимала, надевала очки, а потом вдруг вздрогнула и обеими ладонями закрыла лицо. Вместе с очками.