назад.
Сердце, сначала замершее, забилось в висках тяжёлым молотом. Она всё испортила. Этим своим признанием, за которое до сих пор себя проклинала. И что же теперь делать?
Подавив в себе желание немедля написать пространное сообщение, Лера вышла из сети, заверив себя, что у ТТ просто могло не быть возможности ответить ночью. А ей надо бы взять себя в руки и перестать паниковать. Это всего лишь ася. Всего лишь её ТТ. Всего лишь сеть.
В которой она так крепко запуталась.
– А! Проснулась? С добрым утром, – буркнул взлохмаченный и злой Макаров, сидящий за кухонным столом. Судя по всему, спать он не ложился или имел дурную привычку надевать по утру мятую вчерашнюю одежду.
– И тебе того же, – пожала плечами Лера, подходя к холодильнику и придирчиво осматривая содержимое. – Продуктов бы надо купить.
– Слушаюсь, Ваше Величество! А ничего больше не надо?
– Надо. Надо, чтобы с утра, Макаров, ты меня не доставал.
– Только с утра?
– Боюсь, на большее тебя не хватит.
– Бойся. Меня не хватит даже на утро. – Он зевнул и положил голову на сложенные на столе руки. – Отец звонил. Приедет через полчаса. Его и попроси купить всё, что тебе нужно. Он не откажет.
– Окей. Завтракать будешь?
– А если да?
– Значит, будешь.
Лера принялась нарезать продукты, чтобы состряпать что-нибудь вроде горячих бутербродов. Насколько она помнила, Макаров их любил. И почему это вообще должно её волновать?
– Ты такая хозяйственная, просто караул! – с издёвкой проговорил Игорь, поднимая голову и наблюдая за Лерой. – Слушай, у меня вопрос есть.
– Какой?
– Тебе не кажется, что твоё проживание здесь, ну, несколько странно выглядит?
– В каком смысле?
– В прямом. После того, что у нас с тобой было, теперь ты живёшь в доме моего отца.
Лера даже замерла, не донеся тёртый сыр до противня. Интересно, Игорь сейчас серьёзно или это шутка такая? Наверное, второе. В макаровском стиле. Или действительно вспоминал их прошлое, которое не было особенно радужным? Она бросила на него быстрый взгляд, но по тому, как смотрел на неё Макаров, было невозможно понять, о чём он в действительности думает.
– То, что было, давно прошло. Я уже и не помню ничего, – соврала она, возвращаясь к приготовлению бутербродов. – И вообще предпочла бы, чтобы мы, пересекаясь, перестали собачиться или друг друга задевать.
– А вот с этим сложнее.
– Почему?
– Потому что ты меня бесишь. Твоё присутствие здесь – в первую очередь.
– Откровенно.
– Не привык скрывать то, что скрывать не нужно.
– С этим я тебе помочь не могу. С тем, чтобы избавить тебя от своего присутствия. Я уже сказала, что меня сюда привёз твой отец. И я останусь здесь, пока мне и ему это будет нужно.
– Прям как наложницу.
– Не мели ерунды. Не все приводят сюда женщин с этой целью.
– Ревнуешь?
– Кого?!
– Меня.
– Макаров, блин. Ты меня до сих пор удивляешь.
– Приятно это слышать. Ну, так что?
– Как-то ты быстро перешёл от ненависти к вопросам о ревности, не находишь?
– А я вообще парень скорый на такое, тебе ли не знать?
– Вот-вот. Мне ли не знать.
– Значит, мой отец тебя не трахает?
– Игорь!
– Что? Я хочу знать ответ на этот вопрос.
– Это тебя не касается.
– Я сам решаю, что меня касается, а что нет. Это – касается.
– Всё равно. Отвечать не буду.
– Почему?
– Потому что я тоже имею право выбирать, что меня касается, а что нет.
Лера, наконец, поставила противень в духовку и повернулась к Макарову, складывая руки на груди. Словно в попытке защититься – от него, от того, что он говорил и делал. От того, какие воспоминания в ней рождал.
– Ладно. Оставляю тебя одну. Отец приехал, – глухо проговорил Игорь, кивая на окно, выходящее во двор.
– А завтрак? – пролепетала Лера, не понимая, что происходит с Макаровым и с ней самой.
– Жрать расхотелось. Аппетит испортила, спасибо.
Он поднялся, пнул стул, задвигая его под столешницу, и быстро вышел из кухни. Придурок. Самый настоящий. А она снова едва на него не повелась.
– Лера, я хочу, чтобы ты подумала ещё раз. Очень-очень хорошо подумала. И попробовала вспомнить хоть какую-то деталь. Или зацепку, что угодно.
Голос Валентина Николаевича был тихим, но полковник умел передать тоном всю важность, содержащуюся в простых, казалось бы, словах. Ему бы допросы вести. Мог бы делать это безо всяких паяльных ламп и прочих иголок под ногти.
Валерия прикрыла глаза и помассировала виски, в которых угнездилась ноющая боль. Каждый раз, когда она пыталась вспомнить хоть что-то, связанное с убийством злосчастного депутата, голову будто наполняли ватой, которая вскоре переставала в ней помещаться и начинала распирать черепную коробку изнутри.
– Ничего. Правда. Белый лист.
– Хорошо, с этим мы ещё разберёмся. – Валентин Николаевич откинулся на спинку дивана, и Лера сразу почувствовала себя спокойнее. Её не пугало или не напрягало присутствие отца Игоря, скорее, вводила в ступор необходимость обсуждать то, что вызывало лишь неприятные воспоминания. И когда он сменил тему, Валерия, наконец, смогла вздохнуть свободнее.
– Скажи, как тебе тут живётся? Как ведёт себя Игорь?
– Хорошо, – соврала Лера, умолчав о вечеринке, устроенной Макаровым. – И живётся мне хорошо, и Игорь себя ведёт неплохо. В общем, уживаемся.
– Понятно. Но если что – не стесняйся, говори. Я сумею найти на сына управу.
– Нет, не нужно. Я же сказала. Всё хорошо.
– Ну, смотри. Кстати…
Он не договорил. Дверь в небольшой кабинет распахнулась, ударяясь о стену, и Смельчаков инстинктивно схватился за кобуру. А Лера едва сдержала крик, готовый сорваться с губ. На пороге стоял Макаров. Хмурый, всё такой же взъерошенный и чертовски злой. Наверняка не выдержал и прибыл проверить, чем тут они с Валентином Николаевичем занимаются. Лера не удержалась и послала ему понимающую улыбку, которая наверняка вышла натянутой и кривой. Ну и чёрт с ней. Этот идиот её порядком напугал.
– Тебя стучаться не учили? – тихо, но угрожающе процедил Смельчаков, поднимаясь с дивана.
– Ой, совершенно забыл об этом как раз сегодня. И что, пристрелишь за это почти родного сына?
– Не паясничай. Что-то случилось?
– Случилось. У Леры кончились продукты.
Валентин Николаевич округлил глаза и перевёл взгляд на Леру, которой захотелось нервно рассмеяться. Это объяснение Макарова было настолько топорным, что смахивало на фарс. Интересно, какие цели он преследует, если смотреть на эту ситуацию более глобально?
– Я же сказал – не паясничай. И если есть что-то серьёзное, говори.
– Тогда пусть она выйдет.
– Её зовут Лера.
– Пусть Лера выйдет.
– Макаров, ты мне напоминаешь капризного ребёнка.
