— Я ухожу, — жестко сообщила Джил. — Спокойной ночи! Если что-нибудь понадобится, зовите.
Она торопливо вышла из спальни и направилась в гостиную. Дрова в камине почти догорели. Девушка смотрела на потухающие уголья и думала, думала… Голова шла кругом. Не мог Макс Горинг так быстро оправиться после аварии. Внезапно охватившие его усталость и слабость вполне объяснимы с медицинской точки зрения. И все же ее не покидало ощущение, что за его приступом стояло что-то другое: не физическое недомогание, а скорее физическое влечение!
И тут Джил поняла, что в своих философствованиях зашла слишком далеко. Какая наивность! Только дурочка могла увидеть за проявлением обычной усталости, невесть что. Надо усмирять воображение, не давать ему разыгрываться. Что ее действительно должно тревожить, так это собственная готовность пойти на все при виде этих мускулистых плеч, этой гладкой смуглой кожи.
Мысленно девушка вернулась к их разговору. Странным со стороны такого резкого, даже грубоватого человека показалось ей проявление искреннего интереса к ее работе, сочувствия, понимания. Он нашел нужные слова, чтобы утешить ее, приободрить, заставить поверить в себя, в свое будущее. Макс Горинг был гораздо более сложным и глубоким человеком, чем могло показаться на первый взгляд.
Опустив голову, Джил побрела в кухню готовить ужин. Только сейчас она в полной мере осознала тяжесть одиночества, обрушившегося на нее после смерти отца. Как же она истосковалась по общению! Однако нельзя поддаваться этому чувству, терзающей ее жажде человеческого тепла и участия, чтобы не попасть в ловушку, не оказаться вовлеченной в отношения, которые не могут быть длительными и прочными и принесут ей лишь новые страдания.
Больной поправляется и скоро вернется туда, откуда явился, — в другую, неведомую ей жизнь, не имеющую к ней, Джил, никакого отношения. Так она хочет, так и будет! Разве нет?
Рано утром сладкий сон Джил был прерван невообразимым грохотом, доносившимся снаружи. Она резко села, протирая заспанные глаза, стараясь определить источник шума.
Так может громыхать какой-нибудь механизм, работающий на цепной передаче. Звук, исходил откуда-то издалека, но в предутренней тишине казался особенно громким. Скорее всего, работники дорожной службы добрались-таки до них и, орудуя бензопилой, расчищают завалы.
Отсюда следовало, что Макс Горинг вскоре получит возможность уехать. Он сможет отправить свою машину в ремонт, добраться до врача, а Джил освободится от ответственности за его здоровье. Но ожидаемого удовлетворения она не почувствовала, скорее ее охватила непонятная грусть.
Внезапно грохот умолк. Может быть, они решили, что на сегодня хватит?
Девушка вскочила с постели и подбежала к окну. Море успокоилось, бледноватое солнце, словно нехотя, поднималось из-за высокой стены пушистых белых облаков. Было по ночному холодно, туман еще не рассеялся. Собираясь выйти из дома, Джил надела теплую фланелевую рубашку и самый толстый шерстяной свитер.
К ее удивлению, Макс уже был в кухне. Стоя у плиты спиной к двери, он не заметил вошедшую. По кухне плавал густой аромат свежесваренного кофе. На сковородке весело пофыркивал бекон.
Остановившись на пороге, Джил молча созерцала картину. Странно было видеть в своей кухне этого почти незнакомого мужчину. Он с трудом вписывался в габариты небольшого уютного помещения, но в этом было что-то удивительно трогательное и приятное. Наконец он обернулся.
— Доброе утро! — Улыбаясь, Макс шагнул к девушке, держа в руке деревянную лопаточку. — Я нашел в холодильнике немного бекона и яиц и решил удивить вас завтраком. — Он ухмыльнулся. — Меня, конечно, не назовешь поваром экстра-класса, но омлет приготовить могу. Садитесь. Позвольте попросить вас подождать, пока будет подан завтрак. Итак, объявляется первое блюдо.
— Звучит многообещающе, — сказала хозяйка и села за стол, беззаботно подперев рукой подбородок. Вдруг в воздухе запахло горелым.
— Думаю, вам следовало внимательнее отнестись к делу, — с улыбкой прокомментировала Джил. — Похоже, не меньше половины ваших усилий превратилось в дым.
— Черт подери, — с чувством произнес Макс, метнувшись к плите. — А я хотел произвести впечатление, — виновато добавил он через плечо, колдуя над подгоревшим беконом.
— Вам это вполне удалось, — со смехом ответила Джил.
Он наполнил тарелки и поставил их на стол.
— Если покопаться как следует, можно отыскать кое-что съедобное, — авторитетно заметил он.
Совершенно неожиданно, но на этот раз намного ближе снова раздался визг бензопилы. Оба не сговариваясь оторвали взгляды от тарелок и посмотрели друг на друга. Макс первым вновь взялся за вилку.
Глядя куда-то поверх ее головы, гость, как бы невзначай, произнес:
— Они работают часов с семи, и, судя по звуку, дела идут неплохо. Пожалуй, вскоре вы можете от меня избавиться.
— Да, — не осталась в долгу хозяйка, — вам, вижу, не терпится уехать.
— Я, собственно, не так уж тороплюсь, — как бы не замечая сарказма, ответил Макс, — однако после завтрака все же хочу пройтись посмотреть, далеко ли они продвинулись. Но сначала, — с расстановкой добавил он, — помогу вам убрать злополучную пихту. — И, погладив подбородок, задумчиво протянул: — И, раз уж я готов вернуться в цивилизованный мир, пора мне немного поработать над своим имиджем. Я чувствую себя так, словно только что вылез из пещеры.
— А мой дом, по-вашему, не то место, где живут цивилизованные люди? — спросила Джил.
Как ни старалась она придать вопросу легкость, в нем прозвучала обида.
— Господи, вовсе нет! — мгновенно откликнулся Горинг. Глаза его широко распахнулись от испуга, что он неправильно понят. — Я вовсе не это имел в виду. Честно говоря, — с полной серьезностью добавил он, перегнувшись к ней через стол, — ваш образ жизни мне даже нравится. Я с удовольствием пожил бы так, как вы. Ваш мир кажется мне значительно проще и разумнее, чем тот, в котором обитаю я.
Он глубоко вздохнул и откинулся на спинку стула.
— Вы не представляете, в каких кругах ада мне пришлось вращаться, и насколько мирными показались мне, по сравнению с тем, что я пережил, эти несколько дней у вас.
— Так что же представляет собой ваша жизнь, Макс? — осторожно спросила Джил. — Вы уже кое-что обо мне знаете, — добавила она с легким смешком, — сделали кое-какие заключения, да и секретов у меня нет: вся как на ладони. А я про вас ничего не знаю. Ни о работе, ни о семье. Вы очень резко отозвались о своей жизни, но круговорот событий не только изматывает, а еще и возбуждает.
