У нас дух захватило.
— Значит, ты думаешь, он собирается жениться?
— Более вероятно, что у него тайный роман.
— У доктора Коллендера? Я в это не верю. А может быть, она его сестра…
— О, Господи! Сестра! Сестры не смотрят на своих братьев так, как она на него смотрела.
Ситон пожала плечами:
— Единственное, что я могу утверждать наверняка… Если он вернется на работу в своем обычном расположении духа, то придется брать бюллетень. Знаете, как он на меня набросился на прошлой неделе! А все из-за того, что я неправильно сосчитала тампоны…
Слушая Ситон, я представляла себе Дэвида Коллендера, выходящего из лондонского экспресса на вокзале в Лидсе с таинственной замужней женщиной. А может быть, она все-таки его жена? Нет, я знала, что это не так. Жены докторов были достаточно важными фигурами в Райминстере, и о них все знали. Возможно, она была всего лишь его старым другом… Я отправилась в свою комнату, не переставая думать о Дэвиде Коллендере.
На следующий день у меня был выходной. Мне очень хотелось подольше поваляться в постели, но голод быстро вытащил меня из-под одеяла. Я почти уже собралась идти на завтрак, но вдруг ко мне в комнату влетела Дашфорд, искусно балансируя чашкой чая и тарелкой с яичницей.
— Вот, держи быстрей! Мне удалось стащить это для тебя. Спрячешь потом чашку с тарелкой в шкаф до тех пор, пока не представится возможность отнести их на кухню.
— И что ты хочешь взамен? — спросила я.
— Нейлоновые чулки, — усмехнулась она.— Темненькие, со швом, если можно. Я заберу их чуть позже.
Я с удовольствием уничтожила угощение, доставшееся мне так легко, и отправилась в город. Побродив по торговому центру, я решила исследовать городские окраины. Клиника размещалась на вершине холма, а сам Райминстер был живописно расположен на его склоне. Ласково грело мягкое весеннее солнце. Улицы, по которым я шла, были застроены маленькими серыми домиками. Я собиралась дойти до самой окраины города, чтобы подышать чистым деревенским воздухом, но указатель на одной из улиц внезапно привлек мое внимание. На нем стояло: «К клинике Мэнстона».
Я много слышала об этом новом здании, гордости Райминстера, которое было названо в честь бывшего хирурга нашей больницы. У этого заведения была репутация одного из самых престижных в стране. Несмотря на то, что сегодня у меня был выходной, я как истинный медицинский работник не смогла пройти мимо, не взглянув на это чудо.
Больница резко контрастировала с окружающими ее темными строениями. Она была ослепительно белой и величественной, сверкающей стеклом и металлом. Я увидела специально оборудованную стоянку для детских колясок, внушительное отделение, отведенное под рентген, инъекции и педиатрию. За большими блестящими окнами деловито сновали одетые в белое люди.
Внезапно мое внимание привлекла группа маленьких мальчиков, игравших на тротуаре неподалеку от входа. Трое из них окружили того, что помладше. Он стоял, прижавшись спиной к стене, и был готов вот-вот заплакать. Вспомнив уличные потасовки моего детства, я не смогла равнодушно пройти мимо.
— Эй, вы, оставьте его в покое! — скомандовала я.— Несправедливо нападать втроем на одного.
— А вы не лезьте!— крикнул мне в ответ драчливый на вид, растрепанный рыжий парень и довольно сильно оттолкнул меня в сторону. Я пошатнулась, но устояла, как оказалось, только для того, чтобы в следующую секунду полететь на землю, споткнувшись об искусно подставленную подножку. Я ударилась довольно сильно и почувствовала, как чулки мои поползли сразу на обеих коленках. Вот тут взыграл мой знаменитый характер! Я вскочила на ноги, намереваясь немедленно отомстить.
Но все, что я успела заметить, — это четыре пары пяток, сверкавшие вдалеке.
Вдруг я почувствовала чью-то руку у себя на плече.
— Кажется, вы опять ищете неприятностей, — пренебрежительно произнес знакомый голос.
Это был Дэвид Коллендер! Все еще держа меня за руку, он достал из кармана белоснежный носовой платок и принялся стряхивать с меня комочки земли.
Мое сердце отчаянно заколотилось. Я боялась даже представить себе, какой неряхой сейчас выгляжу.
— Что вы здесь делаете? — спросила я, когда он спрятал платок в карман.
В ответ он махнул рукой в сторону клиники:
— Я работаю здесь по полдня в неделю. Если уж на то пошло, я могу задать вам тот же вопрос.
— О, я просто гуляю…
Он посмотрел на меня, и на его губах появилась легкая, недоверчивая усмешка.
— Я пыталась помешать несправедливой расправе, — пояснила я. — Да вы за меня не переживайте, я привыкла к мальчишкам. У меня трое младших братьев.
— О, вот это семья! — сказал он.
Мы вместе пошли по тротуару. Я и сама не заметила, как рассказала ему все о папе, о детях и о том, как пришлось на время бросить учебу и заняться семьей.
— Вы молодец, — сказал он одобрительно. — Вам, должно быть, было очень трудно с детьми.
— А вы тоже из большой семьи? — спросила я, испугавшись надвигающейся паузы.
— Нет, я был единственным ребенком, — произнес он отрывисто. — Иногда я готов был отдать что угодно за то, чтобы все было иначе. У людей из больших семей есть то, чего нет у других. Во-первых, они умеют защищаться. Потом, они смелее. Такое впечатление, что они выдержат все, что бы на них ни свалилось! Возможно, это из-за того, что у них навсегда остается в памяти разделенное на всех семейное тепло…
Он внезапно замолчал. Глаза его странно блеснули. У меня сложилось впечатление, что когда-то в прошлом жизнь крепко побила его и обида и горечь сохранились в нем до сих пор. Не подумав, я сказала полушутливо:
— Похоже, что у вас была несчастливая юность.
Он искоса взглянул на меня и недовольно нахмурился.
— Я предпочел бы не обсуждать мою личную жизнь, — отрывисто произнес он.
Мне надоели внезапные смены его настроения. Резко остановившись, я показала рукой на первую же улочку, сворачивавшую вправо.
— Здесь я с вами попрощаюсь, мне сюда.
Слишком поздно я обнаружила, что это был тупик, застроенный старыми амбарами.
Он иронически поднял одну бровь, и мне показалось, что оба мы вот-вот рассмеемся. Вместо этого он сказал торопливо:
— Вы не хотели бы поужинать со мной сегодня вечером?
Я просто остолбенела: слишком внезапной была перемена от настороженной холодности к тому, что принято называть ухаживанием. Заикаясь от волнения, я начала отказываться.
Его лицо потемнело.
— Хорошо, — сказал он устало. — Не нужно выдумывать предлогов. Я сам должен был думать, что говорю. Пожалуйста, забудьте, о чем я вас просил.
