то, что я имел ввиду?
– Тогда сам скажи, что я должна была понять? Ты пришел сюда случайно. Не помнил, не думал обо мне. Вдруг…неожиданный случай, провидение…почему бы не перепихнуться разок?
Мужчина скривился.
– Как оно, интересно, получится? Задергается она, откликнется, жива еще? Могу я еще ее затащить в постель, если прогоню ей всю эту чепуху про связь и годы, которые думал о ней, если не упоминать, что даже и в голове не держал, где-то она там, любовь моя, работает?
– Ну вот что ты фантазируешь? Я бы до такого не додумался.
– Додумался бы, еще как додумался. Ты ж любознательный естествоиспытатель. Как ты с кошкой моей – тебе любопытно знать, как она дернется, если ее ткнуть во время еды. Тебе ничего от нее не нужно, кроме как позабавиться ее реакцией. В этом весь ты! Ставишь опыты. Над животными, над людьми. Ну как, забавно было за моими дерганиями наблюдать?
– Тебя послушать, так я пренеприятнеший человек. Зачем я тогда тебе нужен?
– Нет, ты просто гений манипуляций. Гений. Да. Тебе приятно? Ты даже сейчас все выворачиваешь таким образом, чтоб я дифирамбы тебе пела, рассказывая, как ты мне нужен и зачем.
– Зато ты у нас святая. И это не у тебя есть мужик, – мстительно ухмыльнулся он.
Лина сверкнула глазами в его сторону, словно двумя ослепляющими молниями, но он тут же увернулся. Стыд опалил все ее внутренности. Социальное, неестественное, противоприродное чувство, навязанное нам нормами поведения в обществе, диктующем, когда и почему подобает его испытывать. Она чувствовала себя грязной, выпачканной размокшей от дождя глиной.
Что ж, Рома был прав. Она – не права. Но если б…если б он только чувствовал, как трепещет каждая клеточка ее тела от желания принадлежать ему одному. Если б он только знал, как она злилась на него после расставания, что приходится знакомиться, общаться с другими мужчинами. Как ей больно было позволять прикасаться к себе другим… То он бы, наверняка, понял, что не могла она иначе. Сколько не переигрывай сызнова, все равно бы поступила неправильно, лишь бы оказаться в его объятиях. Это сильнее ее. Не совладать ей с его чарами, не устоять, не противоборствовать тому, что между ними…
И зачем он сейчас стыдит ее за это?! Это низко. Опять манипуляции. Ведь он и сам в курсе ее не свободы. Однако и его это не остановило ни на секунду! Рефлексы Лины подсказывали, что на нее нападают, а ей должно обороняться!
– А я должна была тебя ждать в одиночестве? Скажи, как по твои представлениям? Должна была верить? Я желала быть только с тобой. А ты вообще женился… Теперь расстроен, что я тоже посмела строить свою личную жизнь?
Он смотрел на нее грустным взглядом, от которого по всей спине у Лины поднимались мурашки и возникало желание его утешать. Казалось, он вот-вот заплачет. Ему больно?
Она говорила тише. Спесь растворялась в воздухе, как недолговечный сигаретный дым:
– Мечтал, чтоб я думала о тебе постоянно, страдала без тебя и верила, что однажды ты вернешься?
К горлу подступал ком, потому что с каждым своим словом она будто обнажалась перед ним, осознавая, что так и жила все эти годы. В это и верила. Страстно, но тайно, в глубине своей души. Хорохорилась только, строила искусственные декорации для переубеждения себя и окружающих, а внутри…
Он чувственно медленно положил свою ладонь на ее руку. Она вздрогнула, замолчала. Ей так нужны были его слова. Хоть какие-то его слова. Она летела с большой высоты без парашюта и отчаянно нуждалась в спасении.
Мужчина глядел на нее проникновенно, глаза ездили по ее лицу, когда растекся его медовый сладкий тихий баритон:
– Единственное, о чем я мечтал, – он смущенно опустил взгляд, запнулся, – это чтоб ты всегда была рядом.
Тысячи вспышек взрывались в ней фейерверком. Щекотали ей нос, подступающими слезами. Казалось, только ради этого самого момента она и жила. Ради этих слов она и существовала.
– Тогда… – голос ее дрожал, она вся дрожала, – не отпускай меня. Слышишь? Не отпускай никогда.
– Уже никогда не отпущу, – он сжал ей руку крепко, – главное, будь рядом.
– Буду… – дала она обещание со всей имеющейся в ней искренностью.
Рома аккуратно, бережно поцеловал ее, как самую свою большую драгоценность, запуская в ее сердце вихрь эмоций. Шквалом, порывом наполняя ее паруса безудержным желанием жить. И любить. Так любить, как она его.
– Всю жизнь хочу с тобой провести, принцесса моя, ангел мой, госпожа моя… – шептал он ей на ухо низким голосом и снова целовал.
– Поедем сегодня вместе? – шептала и она умоляюще, – Отвезешь меня? Заберешь с работы?
Он напрягся.
– Сегодня не получится.
– Не получится? Почему?
Червяки сомнений снова изъедали ее. Но она уже достаточно сцен ему сегодня устроила. Не нужно больше. Не нужно.
– Директору никуда не требуется сегодня вечером, – все-таки не удерживалась она, хоть и приказывала себе молчать.
– Я должен отвезти бабушку в аэропорт.
– Бабушку? Твоя бабушка собралась куда-то лететь?
Молчи. Молчи уже. Хватит.
– Да, – немногословно пояснил он.
Лина, как ни старалась, не могла скрыть своего недовольства.
– Не расстраивайся, мой ангел, – пел он ласково, – я могу приехать потом. Поздним вечером. Если ты, конечно, не против провести со мной ночь…
Сомнения отпустили. Девушка облегченно улыбнулась:
– Не против…я за.
Выехав с работы она ощущала на своих плечах тяжесть навалившейся тревоги. Обрывочные эпизоды сегодняшних событий навязчивыми картинками застилали ей глаза, словно стайка бабочек с цветущего луга, мелькающих своими яркими разноцветными крылышками. Бяк-бяк.
Наговорила всякой ерунды Роме, в самом деле, как истеричка…когда он к ней с такой любовью. И, конечно, переживает, что она в отношениях. Надо ему рассказать, что от Олега она уехала. Надо рассказать. И извиниться.
Это дело не терпело отлагательств. Она припарковалась елочкой в ближайшем для того кармашке. Мимо вереницей тащились машины в плотном вечернем потоке. Так же медленно, как ее неповоротливые мысли. Что надо ему сказать? Так много всего хотелось. Она открыла диалог с ним, принимаясь подбирать слова. Печатала, стирала, перечитывала, возвращаясь к началу, и снова переписывала свои объяснения и извинения. Лина хотела дать ему понять, как он ей важен и особенен, как она дорожит их нынешним общением и больше не будет совершать разрушающих его необдуманных поступков.
Писала она долго и мучительно, выстрадав уже целую простыню текста. А пробки все не рассасывались, на что она рассчитывала, поглядывая в зеркало заднего вида. Зато в нем мелькнула синяя Volkswagen Polo. Его.
Лина повернула голову. Сердце несдержанно забилось. Ехал он не один. И не с бабушкой. Ехал лучезарный, сверкая улыбкой. В салоне сидела девушка, ответно улыбаясь ему. Держала в руках цветы. Пять красных розочек – не густо, но Лине он и того не дарил.
Машина поравнялась с ней. Лина безмолвно с
