Но ненадолго: знакомые длинные загорелые пальцы положили прямо перед ее носом ключ с монограммой отеля.
— Что это? — спросила она, едва не поперхнувшись.
— Обязательно спрашивать? — протянул Брэдли и, обойдя ее со спины, сел на соседний стул, при этом случайно коснувшись ее руки.
Она развернулась, чтобы одарить его сердитым взглядом:
— Если ты пообещал менеджеру своего первенца, то мое уважение ты потерял навсегда.
Улыбка на его губах послала миллион мурашек вверх по ее позвоночнику. Смотреть на него было все равно что сидеть на кратере вулкана — знаешь, что нужно бежать, но так и тянет спрыгнуть.
— Ничего подобного. Я просто пошел на соглашение. Пришлось взять для нас двухкомнатный люкс.
— Прости, ты сказал «для нас»?
Брэдли оглянулся на бармена, который заново наполнил мисочку с орешками.
— Отдельные комнаты в совместном номере. Это лучше, чем номер для новобрачных, — так они говорят.
Что она могла сказать? Они много раз делили один номер на двоих — на съемках нового шоу или во время конференций, используя общую гостиную в качестве офиса. Конечно, вокруг них постоянно крутилось полдюжины сотрудников, которые их повсюду сопровождали. Теперь все они уехали в Новую Зеландию.
Ее недовольство, наверное, было очевидно, потому что он пояснил:
— Из того, что я слышал, платиновый люкс предоставляется только самым важным гостям.
Она сощурилась:
— Это мамин номер. Мне пришлось подсуетиться, чтобы ей вообще его отдали.
Лицо Брэдли залил слабый румянец, но Ханна была слишком раздражена, чтобы отреагировать.
— Я наткнулся на Вирджинию у стойки регистрации. Она услышала, что у меня трудности, и предложила поменяться комнатами. Теперь у нее твой однокомнатный номер, а у нас — ее двухкомнатный.
Ханна спрятала лицо в ладонях.
— Кажется, — подытожил Брэдли, — несмотря на пристрастие Вирджинии к… как там?
— К розовым кардиганам и коктейлям с зонтиками.
— Да, точно. Я запомнил только стразы. Оказывается, она очень здравомыслящая женщина.
Здравомыслящая?
— О нет, нет, нет! — Ханна ткнула в него пальцем. — Не вздумай попадаться на удочку. Вирджиния — самовлюбленная, злобная эгоистка, у которой постоянно что-то на уме. И она все время ищет для себя выгоды.
Резкие слова отозвались у нее в ушах эхом, возвращаясь к ней раз за разом, как в фильме «День сурка». Ханна сгорбилась, чувствуя себя провинившимся ребенком, и уставилась себе под ноги.
— Все ясно, — протянул он в напряженной тишине. — Я и не подозревал, что у вас с матерью все так сложно.
— Ну, теперь ты знаешь.
Внезапно Ханна почувствовала ужасную усталость. Годы, проведенные в большом городе, работа, поддерживание репутации, создание новой жизни с нуля, все усилия оставить тот период, когда умер ее отец, позади — этот груз внезапно свалился на нее, и ничего нельзя было поделать. Со стоном она уронила голову на стойку. Краем глаза она видела поигрывающие ключом пальцы Брэдли. Может, у ее истерики будут и хорошие последствия? Брэдли поймет, сколько его ждет сцен, и уйдет по-хорошему?
Подняв голову, она откинула челку с глаз. Брэдли стоял рядом, глядя куда-то вдаль. Наконец он повернулся к ней и сказал:
— Я иду на свадьбу твоей сестры.
Ханна снова поникла, но он вовремя подхватил ее, чем спас ее голову от еще одного удара о стойку.
Наверное, у нее был жалкий вид, потому что он держал ее точно куклу, полностью послушную его воле, и осторожно гладил шею, как раз под волосами. Она чувствовала, как учащается ее пульс, но ничем себя не выдала.
Он посмотрел ей прямо в глаза — серьезный, решительный.
— Судя по тому, что ты говоришь, тебе предстоит войти в клетку с голодными львами. И поддержки у тебя нет. Ты все время была рядом, и мне хочется помочь тебе в знак благодарности. Тем более что я создал новую трудность на твоем пути. Я буду твоим сопровождающим. — С этими словами он убрал руки в карманы.
Ханна смотрела на него в недоумении. Не мог же Брэдли Найт и вправду предложить ей сопровождать ее на приеме?
— Ханна…
— Я думаю.
— О чем?
О том, что в его предложении не было двусмысленности. Что он простил ей отсылку к стразам. Что он бескорыстно предложил поучаствовать в предстоящем спектакле, отлично зная, что его ожидает.
Ханна вздохнула:
— Очень любезное предложение, Брэдли. Я и прав да так считаю. Но тут дело семейное. Выходные нужны мне, чтобы отдохнуть от работы… И от тех, с кем я работаю.
Лицо Брэдли было непроницаемо, как всегда.
— Имеешь в виду меня?
Она кивнула:
— Тебя, Соню и всех «звезд», с которыми я каждый день ношусь. И Спенсера, который преследует меня, точно влюбленный щенок. И рабочую неделю в шестьдесят четыре часа. Я даже поспать подольше не…
— Ладно, понял. Я не знал, что ты воспринимаешь работу как тяжкое бремя…
Да что же это такое! Ну почему в одну секунду он такой умный, а в следующую — непроходимый болван?
— Не преувеличивай. Я люблю свою работу больше всего на свете. Но мне нужно подзарядиться. Эти выходные — моя единственная возможность.
Помолчав немного, он кивнул:
— Справедливо. Но я отлично понимаю, что семья, даже самая неблаговидная, может иметь невероятную власть над тобой. И это не означает, что ты должна все терпеть. По крайней мере, в одиночку. И если тебя это тревожит, то мое предложение еще в силе.
Ханна глубоко вздохнула: из скрытого стремления к самоистязанию или нет, но она решилась:
— Хорошо.
— Хорошо? — Брэдли оживился, словно наслаждался ролью спасителя.
Невозможная ситуация. Он просто невозможен. И ему предстоит быть ее спутником на свадьбе.
Она влипла.
Он подал ей руку, чтобы помочь спуститься с высокого стула.
— Пойдем, крошка, нам пора узнать, что же такого замечательного в здешних люксах.
— Приготовься к тому, что у тебя буквально съедет крыша.
Когда они шли через холл рука об руку, Ханна краем глаза увидела, что он улыбается.
Да, влипла она по уши.
Двери лифта открылись на цокольном этаже перед очередью ожидающих. Громкая музыка, доносившаяся из ночного клуба, отзывалась в груди Ханны неприятным грохотом. Не помогало и присутствие высокого и сильного мужчины. Всякий раз, когда она переминалась с ноги на ногу, его джинсы касались голой кожи ее ног.
— Перестань нервничать, — прошептал Брэдли, дыша теплом ей в ухо. — Ты отлично выглядишь.
— Спасибо, — отозвалась она.
Не могла же она сказать, что все нервы — от него?
