Он просто не соображает, как ей больно от его слов. Конни резко выпрямилась.
— Но у нас с тобой уже есть подобная близость, Эд! Господи, мы же рассказываем друг другу все. Не могу представить себе отношений более откровенных, чем наши!
— Ты заблуждаешься, — устало проговорил он. — Для людей вроде нас, так долго знающих друг друга, Конни, мы поразительно мало открываемся и, наоборот, поразительно много стараемся скрыть.
Если бы Эдвард схватил палку и отдубасил ее, она не испытала бы большего шока.
— Может, у тебя и есть такое ощущение, — возразила она дрожащим голосом, — а у меня нет никаких секретов от тебя, Эдди. Ни одного.
— Ты так не думаешь. Я могу назвать целую дюжину. И многие из них очень важные.
— Назови хоть один!
Долгую, напряженную минуту он изучающе смотрел на нее.
— Ладно, — наконец произнес он. — Ты девственница, Конни?
Она раскрыла рот, но из него не вылетело ни звука. Через несколько секунд она вновь обрела дар речи.
— Это не секрет, а просто неуместный вопрос. Моя половая жизнь — это исключительно личное, нечто, не подлежащее обсуждению между нами.
— Но мужчине очень важно знать это о женщине, с которой он так часто общается, ты не согласна?
Она покачала головой.
— Наши отношения основаны на долгой дружбе, а не… на физическом влечении. Мы друзья, а не потенциальные любовники.
— Даже друзья иногда говорят о сексе, Конни, но только не мы. Для нас это запретная тема. Почему?
Она беспокойно заерзала спиной по подушкам.
— Может, оттого, что все постоянно говорят об этом, а я, если откровенно, нахожу эту тему скучной.
— Секс переоценивают? Ты это хочешь сказать?
— Кое-кто думает, что он важен, — осторожно ответила она.
— Но только не ты?
Она пожала плечами.
— Опросы показывают, что супружеские пары, прожившие два года, редко занимаются любовью больше трех раз в неделю. Но каждую неделю они проводят вместе в среднем сто часов. Скажем, секс занимает у них только три часа. У них остаются девяносто семь часов в неделю на иное общение. Судя по этой статистике, вряд ли можно сказать, что секс для них очень уж важен.
— Статистика показывает, что треть детей в юго-западной части округа Колумбия страдало от недоедания в прошлом году. Это тревожный факт, но разве он помогает тебе понять ощущение матери, когда приходит время обеда и ей нечем накормить своих детей? Статистика не обременена эмоциональным содержанием, Конни, и такова одна из причин того, почему она так часто лжет. Твоя статистика не показывает относительной важности трех часов занятия любовью в сравнении с девяносто семью часами сна или стирки.
— Мне не нужна статистика, чтобы знать, что значение секса преувеличивается. Могу спорить, что супружеская пара, разделяющая страстный интерес к бейсболу, сохраняет семью дольше, чем пара, разделяющая страстный интерес к сексу!
— А как насчет разделения страстного интереса к бейсболу и к сексу? — мягко возразил Нед.
Испытывая нервное напряжение, Конни уже не могла усидеть на месте, вскочила и принялась расхаживать по комнате.
— Я начинаю думать, что ты прав в одном — я не понимаю тебя, Нед. За последние дни ты немало удивил меня.
— Тут мы на равных. Ты наконец сообразила, что не понимаешь меня, и я признаю, что не понимаю тебя с того дня, когда ты обручилась с Рональдом Вудом. Тому уже четыре года, если ты не забыла.
Сердце Конни забилось с немыслимой скоростью. Она остановилась у горшка с расцветшей кливией и оторвала увядший лист.
— Я не делала никакого секрета из того, что мое обручение с Рональдом было ужасной ошибкой.
— Почему — ошибкой? Он казался славным малым.
— С Рональдом я обручилась, чтобы доставить удовольствие своей семье, а не потому, что влюбилась в него. Мои сестры жаждали видеть его своим зятем, а родители считали, что он станет для них идеальным сыном. Вся беда была в том, что я-то не хотела его в качестве мужа. И все же я согласилась выйти замуж, а когда разорвала помолвку, то и ему причинила немалую боль, и сама переживала из-за своего поведения. Ты же все знаешь, Эдвард. Ведь я тебе плакалась в жилетку, когда решила разорвать помолвку, помнишь?
— Даже очень живо, — откликнулся он. — И я ждал три года твоего правдивого объяснения, почему на самом деле ты порвала с Рональдом.
Конни оставила в покое кливию и в изумлении уставилась на Эдварда, потом потерла лоб, пытаясь избавиться от начинавшейся головной боли.
— Извини, — проронила она, — не могу понять, о чем это ты.
— В день свадьбы Рональда ты сбежала с приема и явилась ко мне. Провела здесь всю ночь. Мы сидели в этой самой комнате и говорили десять часов подряд. И знаешь, что было самым удивительным? За все это время мы ни разу не упомянули твою помолвку с Рональдом. Так не будем обманывать себя относительно того, какие у нас с тобой откровенные и доверительные отношения.
— Ты никогда не интересовался моими чувствами к нему! Ни разу с тех пор не упоминал его имени!
Эдвард устало улыбнулся.
— В ночь бракосочетания Рональда ты пришла ко мне за утешением, Конни. За утешением и дружеским общением, а не за копанием в душе и сиюминутной откровенностью. Ты и сейчас хочешь того же. Я знаю правила наших отношений. Я знал, что по этим правилам мне не следует задавать вопросы о Рональде. Нам не дозволено копаться в глубоких чувствах друг друга. Вот так мы и сохраняем нашу дружбу.
— Как ты можешь говорить такое? У нас нет правил, — запальчиво возразила она. — Ради Бога, Эдди, ты выхватываешь отдельные случаи и раздуваешь их дальше некуда.
— Если ты действительно так считаешь, тогда мы, видимо, имеем разные понятия о важном. Прошло уже восемнадцать месяцев, как женился Рональд. Восемнадцать месяцев — и все это время, по твоим словам, мы были наилучшими друзьями без тайн друг от друга. А я даже не знаю, почему ты так расстроилась по поводу его женитьбы. Ведь ты сама разорвала помолвку. Не он тебя бросил. Уж не ожидала ли ты, что он останется холостяком и будет вечно горевать?
— Конечно же, нет. — Конни вдруг стало душно, словно жар ее чувств сжег весь кислород в квартире. Она подошла к окну, стараясь держаться к Эдварду спиной. После затянувшейся паузы она продолжила: — Я никому никогда об этом не говорила. Если откровенно, даже себе самой не признавалась в правде. Меня расстроил не сам факт женитьбы Рона, а нечто более личное. Видя его и невесту такими влюбленными, я вынуждена была признать, что сама никогда не испытывала такого. И от этого понимания мне стало гораздо больнее, чем можно было предположить. Я всегда заявляла, что меня интересуют карьера и независимый образ жизни, но глубоко в душе у меня сохраняется потаенная вера в то, что где-то в большом мире найдется мужчина, который приведет меня в такой восторг, что семейная жизнь покажется мне раем.
