Ева промолчала, не видела больше смысла спорить или пытаться достучаться до пустоты, которая заменяла ему душу. Мысли о побеге, которые мало-помалу начали приходить на досуге, крепли с каждой минутой. Да только всё это по большей части лишь фантазии. От отца и его церберов не скрыться, а перекупить охранников просто не за что. Карманных денег, кроме отцовских карт, никаких. Телохранитель под боком 24/7, не говоря уже об остальной своре. Но останавливало главным образом не всё это, а единственный неоспоримый факт: те, кто поможет ей с побегом, пострадают. И вот этого она допустить не могла: на её совести и так несмываемым грехом лежала судьба Григория.
Хотя безумно хотелось иметь хотя бы одного человека, верного только ей и никому другому. И было бы здорово, если бы им стал Кирилл. Его присутствие успокаивало и совсем не напрягало, а ведь он, по сути, совершенно посторонний человек. Однако именно рядом с ним ей куда комфортнее, чем и с родным отцом, и с будущим мужем, и даже с вечно прогибающейся под папу мамой. Полноценной заменой Григория он не стал, их вообще сложно было сравнивать, но этих двоих мужчин объединяло то, что оба ставили на первое место не нанимателя, а подопечную.
Максим держал в руке досье на Анатолия Петровича Лисицына — молодого преуспевающего бизнесмена, который при поддержке отца очень уверенно продвигался по карьерной лестнице — и хмурился с каждым прочитанным словом, а уж взглянув на некоторые интересные снимки, и вовсе швырнул папку на стол. Постоянная любовница, значит… Любит сорить деньгами… Достаточно башковитый, чтобы восстановить то, что растратил… Бульдожья хватка относительно того, что считает своим… Посещает закрытые клубы «для избранных»…
Много грешков, слишком много, чтобы ими не воспользоваться. А уж о том, чтобы отдать Еву в его похотливые лапы, и речи не идёт. Не-е-ет, её ждёт иная судьба, и замужество с Лисицыным в данном случае далеко не самое худшее из зол…
Глава 9
Евангелина в общении с женихом решила на время затаиться и не показывать нрав, словно смирилась с замужеством как с неизбежным злом. Анатолий тоже перестал говорить гадости, но на смену им пришли пошлости. Он нередко вгонял её в краску в людных местах, нашёптывая всякое-разное, отчего горели не только щёки, но и уши, а временами даже шея и зона декольте. Кажется, будущий муж очень даже ждал того дня, когда их союз станет официальным и молодая жена переедет в его дом.
Зато Ева о предстоящем переезде думала с ужасом. Оказаться в полной власти этого похотливого скота на хотелось ни за что на свете. Но и для мамы, и для папы всё то, о чём нашёптывал Толик, — неотъемлемая часть брака, а вот Евангелину мутит от одних слов о предстоящих «наслаждениях». Будь на месте Лисицына другой мужчина, к которому бы её тянуло, каждая фраза чувствовалась бы по-иному, вызывала бы предвкушение, а не отторжение.
Пускай Анатолий трижды светский лев и за ним тянется шлейф покорителя женских сердец, но Еве от одного его хищного взгляда хочется забежать на край земли и пропасть без вести. И ведь он видит её отношение, но от этого ещё сильнее изгаляется, а когда ему не хватает слов, в ход идут руки. Обнимает по поводу и без, прижимает к себе, особенно если нужно сделать красивый кадр для очередного журналюги, гладит и дразнит. Дальше пока не заходит, но, кажется, всё ещё впереди.
И Евангелина стала делать всё, чтобы не оставаться с ним наедине, беззастенчиво прикрываясь Кириллом. Даже в машине жениха перестала ездить, предпочитая отцовскую, где садилась на заднем сидении рядышком с телохранителем, отгораживаясь им от Толика, который вынужден был сидеть по другую сторону от бодигарда, а не рядом с невестой.
— Ева, сколько можно? — как-то вечером взорвался Лисицын, когда они ужинали в отдельном кабинетике элитного ресторана. — У меня такое ощущение, что ты и в нашу спальню потащишь охранника и уложишь его посреди кровати вместо подушки, чтобы от меня дистанцироваться!
— Ну что ты?! — она сделала вид, словно не понимает причины его недовольства. — Мы ведь пока не женаты, нужно соблюдать приличия…
— Слушай, не зли меня! Какие ещё приличия?! — взорвался будущий муж. — Мы не в позапрошлом веке живём. А твой так называемый телохранитель… (Как там его, Кирилл?) пулей вылетит с работы, как только мы поженимся. Я больше не потерплю этого мужлана рядом с тобой. После нашей свадьбы в нём больше не будет необходимости, я сам найду тебе охранника, который меня устроит.
— Вот уж нет! — на этот раз молчать Ева не собиралась. — Кирилл всегда будет рядом со мной, и это не обсуждается. В данном вопросе ты мне не указ!
— Что ты сказала? — он схватил её за запястье и резко потянул на себя. — Забыла, с кем разговариваешь?
— Отпусти, мне больно! — рванулась прочь она, а потом Лисицын вдруг отлетел к стене, а перед глазами Евангелины возникла знакомая спина, обещавшая безопасность.
— Господин Лисицын, держите себя в руках, — бесстрастный голос Кирилла, который всё это время стоял за дверью, но появился в самый нужный момент, мог бы охладить пыл даже самого агрессивного самца. — Иначе я не отвечаю за последствия.
— Ты… — Анатолий, который морщился и потирал спину, вперил в бодигарда ненавидящий взгляд. — Обещаю, очень скоро ты пулей вылетишь с этой работы и больше никогда (никогда!) не сможешь работать в данной сфере. А тебе, — теперь он посмотрел на Еву, — лучше бы за оставшееся до свадьбы время научиться покорности. Мне будет не с руки учить тебя быть примерной женой и одновременно заниматься делами компании твоего отца, которые сейчас далеко не на высоте.
С этими словами он вышел и уехал, поймав такси, а Ева вернулась домой на отцовской машине. По пути она пыталась подобрать слова, чтобы поблагодарить Кирилла за своевременное вмешательство, но он держался настолько отстранённо, что кроме «Спасибо!» выдавить из себя ничего не удалось. Папе о произошедшем Евангелина не рассказала, иначе под удар попал бы как раз Кирилл. Мол, раз он вносит разброд между будущими супругами, почему бы не заменить его другим охранником? Да и настроение у родителя в этот вечер было отвратнее некуда: кажется, дела на работе и правда обстоят хуже, чем можно было предположить.
Но какие бы проблемы ни навалились на Андрея Владимировича Ланского, поддержание имиджа для него было превыше всего. Пусть даже корабль тонет, его капитан ни в коем случае не покажет, что происходит что-то не то. Так, плановая протечка, не больше. Именно по этим соображениям он откомандировал Еву сопровождать Анатолия на благотворительный бал, организованный фондом Алексея Горского, известного мецената и генерального директора «Вайлет-компани», с которым не раз пересекался в деловых кругах. Такие балы-маскарады Горские устраивают два раза в год (весной и осенью), и бывать там уже вошло в моду среди местного бомонда.
Щедрые пожертвования, которые идут на помощь детским домам и больницам, продиктованы вовсе не искренним желанием помочь страждущим, а скорее дань собственному тщеславию и куда больше тешат самолюбие элиты, чем задевают её сочувствие или человеколюбие. И Ланский тоже был одним их тех, кому нужно было не только засветить наследницу на модном мероприятии, но и потешить собственное уязвлённое волной неудач эго, чтобы другие говорили о его щедрости, а не о промахах.
Евангелина, разумеется, понятия не имела о подводных камнях предстоящего выхода в свет, Андрей Владимирович вообще считал, что её хорошенькую головку не стоит забивать ничем лишним, она и так слишком много думает и выказывает куда больше вольностей, чем он рассчитывал. Сейчас ей нужно всего лишь делать то, что он скажет, и не мешать, у него и так есть кому спутать все карты. Акул вокруг полно, те же Лисицыны отвернуться в тот же момент, когда почуют в нём слабину, и будут жрать вместе с остальными, ни кусочка не оставят. Но чёрта с два он кому-то позволит себя опрокинуть, не бывать этому!
— Ева! — глава семьи окликнул дочь куда суровее, чем намеревался. — Помни, что на этом вечере ты являешься моим лицом. Не смей опорочить Ланских, поняла меня? Если бы не предстоящая встреча, я бы сам поехал, но раз уж так совпало, у тебя есть шанс доказать мне, что ты не бесполезна.
