А дома гудело усмиренное электричество, и в прихожей стоял надутый чемодан. Я метнулась в спальню, так и есть, поверх покрывала прикорнул мой супруг и повелитель. Наверное, разделся, принял душ, присел, да и задремал ненароком. В одних боксерах. Ну и ну, за резинкой-то сбоку розочка! Дивная упаковка для самого желанного подарка. Накрыла притомившегося командировочного пледом. Отдыхай, любимый. Мой драгоценнейший приз, потаенное сокровище, якорь и маяк среди миров. Призвавший меня издалека, вообразивший, наделивший формой, одушевивший и назвавший. Спи, солдатик.
Я краем глаза заглянула в его сон и увидела щедрое застолье с поросенком на вертеле. Значит, пора на кухню – мужчину нужно кормить.
3 МЕСТО, звание "Бронзовый флакончик"
Автор: Quadro
Небольшой отряд измученных жарой и усталостью людей продирался через тропическую сельву. Железные доспехи – гордость истинных конкистадоров – еще вчера были сняты с потных тел и теперь позвякивали на спинах едва плетущихся лошадей. Эрнандо Диего де Урданета, сын благородного семейства из Альмерьенса поднял к небу темные андалусские глаза. Он хотел вознести молитву Господу, но не смог увидеть солнца. Кроны деревьев плотно смыкались над головой, и потому в аду тропических джунглей всегда царил полумрак – мрачный, жаркий и влажный. Без малейшего дуновения ветерка.
– Дядя Эрнандо! – Позвал его идущий рядом юный Табаль, племянник доблестного идальго. – Этот инка кажется мне странным. Он слишком быстро согласился указать нам дорогу.
Они одновременно взглянули в сторону идущего чуть впереди молодого индейца со связанными руками. Правая кисть мужчины была изуродована. Кое-где рука гнила и кровоточила и рой слепней, кружащих вокруг, увеличивал страдания пленника.
– Он не может нас обмануть, Табаль. Падре де Никуэнса – хвала Господу, подарившему ему светлый разум! – научился читать их письмена. Перед отбытием Падре сказал мне: в Храме, куда приведет вас пленник Райкун должно пахнуть золотом.
– Ха! Золотом! – Откликнулся один из солдат – грубый, грязный и вечно пьяный Гонсало. Стоило ему открыть рот, и кислый запах застарелой болезни распространился вокруг. Табаль поморщился. Замызганной ручищей Гонсало ухватил огромный индейский амулет, недавно сорванный с пленника и теперь висевший у него на груди. Он поднес его к носу. – Золото пахнет божественно... – Гонсало пошевелил толстыми ноздрями. – И все-таки оно ничем не пахнет!
Идущий впереди пленник споткнулся и упал на колени. В зарослях душистого Сонгочалая он заметил небольшую проплешину. Значит, Васиуманта уже побывала здесь...
– Привал! – Распорядился Эрнандо де Урданета.
Но в тропическом аду даже отдых не приносил облегчения. Сельва кипела жизнью, и стоило на мгновение остановиться, она набрасывалась на людей – неистово и безжалостно.
– Падре сказал: аромат будет прекрасен, как благоухание райских цветов. Вы сразу поймете, что добрались до места. – Отмахиваясь от мелких тварей, продолжил начатый разговор синьор де Урданета.
– Запах цветов? – Удивился молодой Табаль. – Но тогда причем здесь золото?
– Индейцы называют этот аромат «запахом золота».
– Не нравится мне все это. Уж больно похоже на какой-то таинственный обряд...
– Табаль! – Строго прикрикнул Эрнандо. – В Эльдорадо столько золота, сколько воды в Океане, который ты переплыл по пути в земли Новой Испании. По сравнению с богатствами Эльдорадо золотой трон Атауальпы, лишь жалкая кучка металла – не более. А индейских обрядов бояться не нужно, – он успокаивающе похлопал юношу по плечу. – Где обряды – там золото.
– Или смерть! – Загоготал Гонсало, только что обильно приложившийся к винным мехам.
Когда отряд вновь двинулся в путь, они прошли мимо цветущей Кутимуйчу и Райкун снова заметил, что в зарослях не хватает нескольких роскошных цветков. Это хорошо. Васиуманта и здесь успела побывать.
Лишь на пятый день изматывающего пути сельва расступилась перед путниками. Храм возник перед их взорами волшебным видением. Он царственно возвышался на небольшом холме, а джунгли клубились вокруг, будто боясь к нему подступиться. Его золоченые стены сверкали на ярком солнце, столь милом католическим душам испанцев.
– Пресвятая богородица! – благоговейно произнес молодой Табаль.
– Это только начало! – торжественно возвестил Эрнандо де Урданета , обернувшись к своим людям. Голос сурового воина дрожал от напряжения и счастья. – Из Храма десятки подземных дорог ведут к огромным хранилищам золота. С именем божьим на устах возьмем же то, что отныне принадлежит нам!
Побросав коней и снаряжение, конкистадоры ринулись к распахнутым вратам. Но Райкун не пошел с ними. Аромат райских цветов кружил испанцам головы, сводил с ума, заманивая в сердце храма. Качаясь, как пьяные они брели по золотым коридорам, пока не вошли в величественный зал. В центре него – возле огромной раскаленной жаровни – стаяла черноволосая женщина. Жаровня мерцала красноватым сиянием и источала волшебный запах. Лицо женщины озарилось улыбкой богини, и она кинула на раскаленные угли пригоршню золотого песка. Желтое облако на мгновение застыло в воздухе, после чего стало медленно опускаться в тлеющий огонь. Аромат усилился стократ. В ту же минуту обессилевшие мужчины стали падать один за другим. «Как же прекрасно пахнет золото! – Думал молодой Табаль, оседая на пол. – Убийственно прекрасно...».
Когда все закончилось, Райкун и Васиуманта вынесли тела конкистадоров из храмового зала. Они уложили их на золотую плиту и оставили под солнцем. Пусть гордые испанцы получат все, к чему так страстно стремились!
Израненными пальцами – познавшими пыточные тиски инквизиции – Райкун провел по округлившемуся животу жены. Сегодня вечером Васиуманта отсечет ему руку. Так надо – иначе он лишится жизни. Но он был горд собой, потому что выполнил повеления богов. Он – стражник Тауантинсуйу. А его прекрасная Васиуманта – жрица великого бога Солнца. Придет время и она передаст свои познания дочери. А та передаст их своей дочери. Цепь рождений не прервется в веках, ибо золото Тауантинсуйу не должно достаться пришлым людям. Они научились читать их письмена, но не поняли главного: никто из чужаков не может вынести запаха, сотканного из цветов сельвы, присыпанного расплавленным золотом и замешенного на молитве муанавай . Лишь дочерям солнца подвластен этот аромат.
Так было... В году, который бородатые люди в железных шлемах называли тысяча пятьсот пятьдесят восьмым от Рождества Христова.
