– Я не согласен.
– Это только потому, что ты урод, лишенный чувств.
О господи.
– Поскольку, как мне известно, у тебя нет ни образования, ни подготовки, чтобы рассуждать о подобных вопросах, я очень тебе советую – как адвокат – не заниматься психотерапией без лицензии.
Так отмахнулся от его замечания:
– Если бы речь шла о психотерапии, было бы слишком просто. Но тут нужен психиатр. – Он поднял вверх брови. – Твои родители до сих пор разговаривают между собой только на публике?
Дилан кивнул:
– Это прекрасно работает уже четыре года. Лучше, чем все предыдущие методы.
– Ты понимаешь, что это ненормально, правда?
– Конечно, понимаю. – Никому бы в голову не пришло назвать его семью нормальной. Разве что, если не знать правды. Каждый в отдельности, его родители были милыми людьми, и когда-то об их романе писали в светских изданиях. Но это было давно, очень давно. Остальной мир считал, что его родители до сих пор прекрасная любящая пара. Но только потому, что каждый из работников, поступавший к ним в дом, подписывал обязательство о неразглашении, и семейство Брукс хорошо платило им за лояльность. – Но еще я понимаю, что никогда и ни за что не поставлю себя в подобную ситуацию.
– Послушай, что ты говоришь. Ты вырос в доме, где родители ведут друг с другом нескончаемую войну. – Так с сочувствием относился к тому, о чем говорил, поэтому он уперся руками в колени и наклонился вперед. – Ты возглавляешь фонд помощи жертвам домашнего насилия. Следовательно, ты ставишь покой в доме превыше всего остального и готов добиваться его за счет всего остального. А большинство людей могут добиться этого, не жертвуя ради стабильности ни любовью, ни счастьем.
Так был прав, и Дилан не хотел расстраивать его. Но он знал, чего хочет, и имел причины хотеть именно этого. Да и какой смысл спорить с человеком, находящимся под воздействием чар медового месяца.
– Значит, теперь ты у нас эксперт по вопросам любовных отношений? Ты женат три дня на женщине, с которой знаком три месяца.
Так улыбнулся.
– Что правда, то правда. – Он похлопал Дилана по плечу и взял свою сумку. – Однажды ты встретишь кого-то, кто сумеет зажечь в тебе огонь. Это будет непросто, но оно того стоит. Вот на этой девушке ты и должен жениться. И ты не ошибешься, потому что тебе наверняка захочется бороться за нее.
Кажется, Марни говорила что-то похожее. Они оба ошибались. Дилан тоже подхватил свою сумку и вслед за Таком вышел через стеклянные двери спортзала.
– Знаешь, а я мог бы справиться с Мейсоном, – пробормотал он.
Так посмотрел через плечо и усмехнулся.
– Он бы надрал твою тощую задницу и вытер пол тем, что от нее осталось. Ради бога, он же морпех. А ты даже не можешь пропихнуть мяч в корзину.
Этот пустой треп прекрасно подошел для того, чтобы вернуть их в нормальное состояние после неожиданного приступа психотерапевтического красноречия Така.
– Бывший морпех, – поправил Дилан.
– А это значит, что он знает дюжину способов прикончить тебя, не оставив даже синяка на теле. Что ты можешь сделать, адвокатишка? – Так добродушно пихнул его. – Похоронишь его в куче бумаг?
Дилан пихнул его в ответ.
– Не стоит отбрасывать эту идею. Смерть под тысячами бумажных листов – тоже смерть.
Так вытаращил глаза:
– Медленная и скучная смерть?
– И болезненная. Самая жалкая в мире смерть. Быстрая и легкая не дает такого удовлетворения.
Так усмехнулся:
– Вот теперь ты говоришь, как акула.
Марни совсем не обрадовала мелодия звонка Картера, донесшаяся из ее сумки утром в четверг. Она зашла в кафе в трех кварталах от «Брукс Фаундейшн» за целых полчаса до назначенного собеседования, так что, по правде сказать, у нее не было причин не отвечать. Она увиливала от его звонков всю неделю, но с ним надо было поговорить до того, как он уедет в Саванну.
По крайней мере, это, хотя бы на время, отвлечет ее от мыслей о собеседовании. Марни совсем не хотелось бы разволноваться.
Честно говоря, ее никогда не покидала надежда, что ее отношения с братом наладятся. Когда ею овладевали приступы великодушия, Марни говорила себе, что Картер сделал все, что мог, когда после смерти отца совсем молодым взял на себя ответственность за семью и семейный бизнес. Но так она думала до того, как поняла, что он чуть не угробил бизнес. Развод с Мисси только усложнил его положение. И их отношения. Марни постаралась убедить себя в том, что Картер хотел как лучше. Что его действия были продиктованы заботой и просто оказались неправильными из-за старомодного воспитания.
Это помогло, но не совсем.
Она, как всегда, не знала, о чем с ним говорить. Наконец, так ничего и не придумав, со вздохом нажала кнопку «ответить».
Понятно, что их отношения уже никогда не будут прежними, но он единственный родной человек, который у нее остался. Марни просто не знала, как отразится на их отношениях его связь с Джиной. Станет ли прочнее связующая их нить или окончательно порвется. И не разрушит ли Картер ее заново родившуюся дружбу с Джиной.
Надо было попробовать.
– Привет, Картер.
Она едва успела произнести эти слова, как Картер рванул с места в карьер.
– Ты потеряла работу?
Вот черт! Его обвинительный тон резанул по ее и без того натянутым нервам, и Марни немедленно взвилась.
– А ты спишь с Джиной?
Кажется, ее возмущение слегка осадило Картера.
– А причем здесь это?
– Ах, извините, – с деланым сожалением ответила она. – Я думала, мы играем в игру «мои дела тебя не касаются».
– Я думаю, то, что ты теперь безработная, меня касается.
Другие братья звонили бы, беспокоясь, как она себя чувствует. Но только не ее брат.
– Каким же это образом? Не ты же оплачиваешь мои счета.
– Я бы с этим не согласился.
Каждый раз одно и то же.
– Но на самом деле так и есть, и ты это знаешь. Я не ребенок. Ты можешь сколько угодно изображать из себя большого брата и называть это «содержанием», но я являюсь совладельцем бизнеса, и эти деньги мои.
– Но бизнесом занимаюсь я. Я делаю деньги…
– Ты действительно хочешь, чтобы я начала распоряжаться своими двумя процентами в «Прайс Пейпер», чтобы зарабатывать свои деньги? Я могу. – Угроза имела слабое отношение к реальности, поскольку Марни не имела ни навыков, ни желания лезть в семейный бизнес. Но Картер относился к тому типу маньяков-трудоголиков, которые панически боятся выпустить из своих рук хотя бы одну нить управления. Она это знала. Но главное, он знал, что она знает это.
