— Подумайте о всех ваших воспоминаниях, шериф. О том, как вы росли вместе с сестрой, бабушкой и дедушкой, о лете, о каникулах, о Рождестве и днях рождения. Вы помните свой первый день в школе? Своего первого лучшего друга? Вы помните, как вы смотрели салют четвертого июля, ели домашнее мороженое или плавали в озере? Вы помните, как первый раз поехали на велосипеде? Получили свои водительские права, ваше первое свидание, — Карли остановилась, чтобы отдышаться, потом спокойно добавила — Вы помните, как вы первый раз занимались любовью?
Румянец сделал лицо Бака бронзовым, а его ответ резким.
— Помню.
— Ну, а я нет. Я не помню ни одно из этих событий. Как будто меня не существовало раньше, за исключением последних трех лет. Я не знаю, нравилась ли мне школа или был ли у меня лучший друг. Я не знаю, когда я начала выходить в общество и делала ли это вообще. Я не знаю, был ли у меня любовник. Я не знаю даже, любила ли я кого-нибудь или любил ли кто-нибудь меня. — Она снова остановилась, глубоко вздохнув, чтобы уменьшить боль. — Время вашей жизни, шериф, ценно вашими воспоминаниями. Перемена вашего имени ничего бы не изменило в вас из-за этих воспоминаний. Но все, что я имею, шериф, — это мое имя. Возьмите его, и у меня не останется ничего. Ничего.
— Ты получишь новое имя. Дом. Семью, — возразил Бак. — Едва ли это «ничего».
— Докажите это мне. Вы не можете просить меня отдать мою индивидуальность за то, что вы, может быть, сумеете предложить мне новую. Вы не можете так поступить, шериф. Я не могу пойти на это.
В молчании, которое последовало за этими словами, они смотрели друг на друга. Бак первым отвел взгляд, он поднялся с кресла и закончил застегивать рубашку.
— Давай собираться, — пробормотал он. — Нам еще многое нужно сделать.
Их первой остановкой был полицейский участок, где он передал Карли своему помощнику Харви, чтобы снять с нее отпечатки пальцев. Карли ожидала, что шериф сделает это сам.
Средних лет, спокойный и вежливый, Харви знал свое дело. Его безличная манера поведения напомнила Карли врачей дома, в Сиэтле, что позволило ей рассматривать это как очередную процедуру, через бесчисленное количество которых она прошла за последние три года.
Было бы хорошо улучшить взаимоотношения с шерифом, подумала Карли, отмывая руки в ванной комнате.
Следующим был визит к доктору. Его приемная находилась в двух кварталах от полицейского участка. Приемная оказалась совершенно пустой, но это не смутило шерифа. Он направился прямо к двери за столом регистрации и открыл ее, называя доктора по имени.
— Милости просим, — раздался голос откуда-то из лабиринта комнат.
Они прошли три смотровых, архив, склад и, наконец, достигли офиса доктора. Дверь была открыта; пожилой человек стоял, ожидая их внутри.
— Хэлло, Бак. Рад тебя видеть, — приветствовал он шерифа, но при этом не спускал глаз с Карли. Он подошел к ней, остановившись в нескольких дюймах, и рассмотрел ее лицо слева и справа, как будто хотел найти в нем сведения о ее личности.
Карли спокойно стояла под его испытующим взглядом. После всего случившегося для нее было обычным внимательные исследования врачей, но когда он хотел коснуться ее, она непроизвольно отступила назад. Старик только улыбнулся, потом отвел ее челку, чтобы рассмотреть шрам, который она скрывала.
— Прекрасная работа, — только и сказал он, повернулся, отошел и сел за свой стол.
Карли посмотрела на шерифа, который жестом пригласил ее сесть в ближайшее кресло. Она скользнула в него, а он принес другое из угла и сел рядом с ней.
— Итак… какое имя вы предпочитаете? — спросил доктор.
— Карли.
— Карли, ладно. Бак рассказал мне, что вы попали в аварию примерно три года назад, и с тех пор у вас амнезия.
Карли посмотрела на шерифа долгим, осуждающим взглядом.
— Проверяете мою версию? — спросила она с упреком.
Она наткнулась на знакомый хмурый взгляд, когда Бак ответил так же тихо:
— Каждую деталь.
Интересно, кто был тот, кому он не доверял? Она? Или Лора?
Доктор взглянул на них, затем продолжил успокаивающим тоном:
— Конечно, ведь я не могу увидеть записей или поговорить с вашими лечащими врачами без вашего разрешения, Карли. Если вы не хотите давать его…
Карли натянуто улыбнулась.
— Мои медицинские данные и меня саму исследовали так много врачей, медсестер, сиделок, студентов, что вы себе представить не можете. Одним больше, невелика разница. Мой первый врач — Джим Паркер. Вы хотели бы, чтобы он выслал вам копию моих медицинских данных, или вам будет удобнее поговорить с ним по телефону?
— По телефону было бы достаточно.
Бак наблюдал, как она взяла аппарат из рук доктора и набрала номер по памяти; поговорила сначала с регистратором, затем с медсестрой и, наконец, с самым хирургом. Через минуту Карли отдала трубку доктору, встала и прошла к окну. Шериф присоединился к ней.
— Еще какие-нибудь сюрпризы? — спросила Карли, рисуя узор на пыльном подоконнике.
— Мы повидаем Морин после полудня.
Она взглянула на него через плечо с испугом в глазах.
— Она ждала достаточно долго, — сказал Бак обвиняюще. — Ты должна увидеться с ней.
— Но она так… ошеломляет.
— Сначала я поговорю с ней, объясню… Только при условии, если доктор поддержит мой план.
Карли потерянно посмотрела на него:
— Я бы предпочла не сидеть здесь. Я буду в приемной.
Она выглядит почти оскорбленной, подумал Бак, глядя ей вслед. Неужели она ожидала, что он примет ее историю на веру? Бак знал, как легко Лора могла обмануть, причем ложь звучала более правдоподобно, чем сама правда, и прежняя Лора знала, что ему это известно. Конечно, она могла забыть это вместе со всем остальным.
А может быть, она не забыла этого? Может, она никогда и не знала об этом, потому что не была Лорой?
Доктор закончил разговор по телефону и подождал, когда Бак вернется к столу.
— Ей повезло, что осталась в живых, — сказал он. — У нее было несколько серьезных травм: травма головы, разрывы, контузия черепа и грудной клетки, перелом носа; левой руки, правой ключицы и четырех ребер. Она находилась в коме около двух месяцев.
Бак мысленно вернулся к тому утру в его кабинете, когда он спросил Карли, насколько сильно она была ранена. Несколько сломанных костей и удар по голове, ответила она. Огромная разница с тем списком, что только что прочитал доктор. Не в правилах Лоры уменьшать свои страдания. В ее представлении простая простуда всегда становилась угрожающей ее жизни пневмонией, растяжение воспринималось как перелом, а головная боль котировалась никак не меньше, чем мигрень.
