Нетвердой походкой она приблизилась к кровати и сжала протянутую ручонку Джейси.
— Не надо плакать, мама, — сонно пробормотал он. — Папа о тебе позаботится. — Он перевел взгляд на отца. — Мама всегда была сильной. Спроси Йайу. И не плакала, даже когда порезала себе палец.
Бет почувствовала, что внутри у нее словно прорвало плотину, и зажала свободной рукой рот, чтобы остановить рвавшиеся наружу рыдания.
— Не сдерживайся, поплачь. Он уже спит.
Тело Бет сотрясали рыдания. Хайме обнял ее и тихо сказал:
— Я позвонил медсестре. Она сейчас придет, а я отвезу тебя домой.
Но и по дороге к дому Бет никак не могла успокоиться. Слезы все лились и лились, будто внутри у нее что-то прорвалось.
Хайме помог ей выбраться из машины. Поддерживая, привел ее в дом и усадил на табуретку в стерильно белой кухне.
Бет сощурилась от яркого света. Голова кружилась, хотя рыдания утихли и теперь она только время от времени всхлипывала.
— Ну вот, тебе явно нужно было выплакаться, — сказал Хайме и, вынув платок, осторожно стер с ее лица слезы.
— Наверное… это от мысли, что предстоит завтра Джейси, — запинаясь, сказала Бет. Но сама она не была в этом уверена. Она знала, что именно спровоцировало слезы, но объяснить, почему так безудержно разрыдалась, не смогла бы. — Хайме… что ты так на меня смотришь? — спросила она, заметив, что он стоит с потрясенным видом. — В чем дело?
— До меня… только сейчас дошло, ты же говоришь по-испански, — удивленно пробормотал он. — И совершенно свободно… Акцента совсем нет.
Бет смутилась, почувствовав, что краснеет от похвалы.
— Это заслуга Розиты.
— Она, видно, хорошо потрудилась. — Он вдруг в замешательстве нахмурился. — А сеньора Рубио… не та ли это женщина, с которой ты так много проводила времени, когда впервые приехала на Мальорку? Которая, ты говорила, работала в художественной галерее и помогала тебе с испанским?
Бет кивнула. Почему каждый раз, когда он касался прошлого, у нее внутри все замирало?
— Тогда я не знала, кто она, кроме того, что она владелица галереи.
— Конечно… ты и не могла знать, — неожиданно резко сказал он. — Как трогательно, что Джейси называет ее Йайа, — добавил он, поспешив переменить тему, которая, кажется, его смущала, как, впрочем, и ее. — На Мальорке так называют бабушек.
— Я знаю, — холодно ответила Бет. — Она мне сказала об этом в тот день, когда родился Джейси… Я тогда попросила ее быть ему бабушкой.
— И правильно сделала… У тебя измученный вид, Бет, — снова резко сменил он тему. — Тебе надо хорошо поспать сегодня. Сейчас я принесу чего-нибудь, — сказал он и вышел из кухни.
Вернулся он скоро и протянул ей стакан.
— Не бойся, я тебя не отравлю, — сухо сказал он, заметив, как нерешительно она взяла стакан. — Это травяная успокаивающая настойка, которую мы даем детям при стрессовых состояниях.
Бет так и подмывало сказать, что вряд ли травы помогут ей избавиться от стресса, который он вызывает у нее. Но молча выпила кисловатую жидкость, пожелала ему спокойной ночи и ушла в свою комнату.
Пока она мылась, ее не переставал мучить стыд, что она так распустила нюни. В глубине сознания маячила мысль, что причина срыва кроется глубже, чем она думала. Но Бет никак не могла ее определить, та пряталась где-то очень далеко.
Прошел час, а Бет все крутилась в постели, превозмогая действие настойки и страшной усталости, и пыталась понять подоплеку своего состояния.
Напрягая ум, требующий сна, она восстанавливала шаг за шагом все события дня. И вдруг села, вспомнив, что перед тем, как разрыдалась, ее охватил безотчетный страх… Что, если это была непроизвольная реакция на слезы Хайме, смотревшего на Джейси? На слезы отчаяния, вызванного состоянием Джейси, о котором он не решился ей сказать?
Бет, не дыша, закрыла лицо руками. Все встало на свои места. Когда она упомянула про завтрашнюю операцию, Хайме не попытался ее утешить, а отвлек ее внимание, переведя разговор на то, как свободно она говорит по-испански. А потом напоил ее этим зельем, чтобы она уснула.
Бет вскочила с постели и понеслась вниз. От волнения она даже не спросила, почему Хайме до сих пор сидит в кухне. Она застыла от ужаса, увидев на столе бутылку коньяка и бокал с изрядной дозой.
Хайме пил редко. Это было одним из положительных его качеств, которое, она надеялась, у него осталось. Потом она заметила проступившую на его гладком лице темную щетину, но самое главное, что ее потрясло, — это отчаяние в его глазах, когда он поднял на нее взгляд. Она вспомнила, какие противоречивые чувства видела в его глазах ранее, и окончательно утвердилась в своем страхе.
Не сознавая, что делает, Бет шагнула к столу, схватила бокал с коньяком и осушила его одним глотком.
— Ты в своем уме? — взорвался Хайме, со злостью глядя на уже пустой бокал, который он у нее выхватил.
— Не выпей я, выпил бы ты! — возбужденно крикнула Бет. — А я не хочу, чтобы ты напился и был бы не в состоянии…
— Я — напьюсь, буду не в состоянии? — ледяным тоном процедил он, стукнув бокалом об стол. — По-моему, это довольно точное описание состояния, в котором окажешься ты, как только подействует коньяк. Я-то думал, у тебя хватит здравого смысла не мешать снотворное, каким бы мягким оно ни было, с алкоголем!
Бет на мгновение растерялась, сообразив, какую совершила глупость. Но только на мгновение.
— Я тебе доверяла, а ты от меня что-то скрываешь! Чувствую, что скрываешь! — набросилась она на него с упреками. Голос ее в тишине дома звучал неестественно громко.
Хайме устало провел руками по лицу.
— Я ничего от тебя не скрываю, Бет, — измученным тоном сказал он. Поднялся и, пройдя мимо нее, вышел из кухни.
— Не скрываешь? — крикнула Бет и бросилась вслед за ним. — Ты боишься даже взглянуть мне в лицо!
— Не боюсь и взгляну, хотя бы для того, чтобы пресечь этот крик… Я едва на ногах держусь. — Он прошел в гостиную и опустился на диван. — Я чуть с табуретки не свалился. Ну, так скажи, что…
— Перестань увиливать от ответа! — закричала Бет, стоя над ним в воинственной позе.
— Ради Бога, Бет, перестань на меня кричать. Я понятия не имею, о чем ты твердишь. А от крика вообще ничего не соображаю.
— Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю. О Джейси, конечно! Что с ним на самом деле?
— Господи, Бет! У Джейси аппендицит, вот что с ним!
— Но не только! — в отчаянии воскликнула она. — Ты лжешь! Я знаю… видела, как ты плакал.
— И ты вбила себе в голову, что я плакал оттого, что состояние Джейси опаснее, чем я тебе говорил? — удивленно спросил он.
