В аэропорту Пуэблы нас, разумеется, никто не встречал. После нескольких неудачных попыток Кристе удалось дозвониться до Рафаэля Каттера и получить от него дальнейшие инструкции. Она отвернулась, скрывая досаду, захлопнула телефон и пожала плечами.
— Придется брать такси.
— Еще далеко? — спросила я, забрасывая на плечо свою сумку и помогая Кристе — ее оказалась легче моей.
— По словам Рафа, час езды. Будем надеяться, он не самый большой на свете оптимист.
Мне уже доводилось дважды бывать в Мексике, и, должна сказать, я успела влюбиться в нее по-настоящему.
В этой стране, как ни в какой другой, уживаются старина и современность, древние традиции и обычаи индейцев переплелись с католическими, мистицизм с рациональностью, а Интернет и мобильная связь не мешают тому, что кое-кто называет пережитками варварства.
Первый раз я попала в Мексику в самом начале ноября, когда мексиканцы отмечают День мертвых. Второго ноября они отправляются на кладбище, принося на могилы близких цветы, закуску и выпивку. Приглашенные музыканты исполняют любимые песни покойных. В общем, атмосфера царит скорее праздничная, чем унылая.
Примером сплава христианства и язычества может служить День почитания Девы Гваделупской, когда тысячи людей, как жителей столицы, так и приезжих, стекаются к храму ее имени, расположенному на холме Тепеяк в Мехико. Странно и трогательно смотреть на мексиканцев, входящих в базилику на коленях с венками и букетами из роз.
Почитание богинь, а также другие особенности этого праздника связаны с культом ацтекской богоматери Сиуакоатль, известной также как Тонацин, что означает «Наша мать».
Храм Сиуакоатль, стоявший на холме Тепеяк, был разрушен испанцами. Здесь, спустя менее 40 лет после того, как Колумб ступил на этот континент, индейскому юноше Хуану Диего, по преданию, явилась Дева Гваделупская и попросила его построить ей на этом месте храм.
Ацтеки относились к Сиуакоатль с особым благоговением. Ее изображали с длинными распущенными волосами и в белом одеянии. Вход в ее храм был настолько низким, что войти в него могли только на коленях.
В древние времена праздник в честь богини сопровождался принесением в жертву людей, танцами и торжественным шествием воинов, у которых «на руках, голове и шее были украшения из роз». Они оставляли эти украшения на верху храма в качестве приношений Уицилопочтли. Некоторым индейцам — причем многие были из Гватемалы — приходилось идти пешком более полутора тысяч километров, чтобы побывать на этом празднике.
А взять, к примеру, так называемый Карнавал мертвых.
Устраивают его поздней осенью, когда заканчиваются сельскохозяйственные работы и на поля слетаются тысячи птиц — полакомиться кукурузными початками. Владельцы сувенирных магазинов и лавчонок выставляют в витринах игрушечные скелеты, булочники продают традиционный «хлеб мертвых», украшенный берцовыми костями из муки и яиц. Повсюду можно купить игрушки, сладости и лакомства в виде загробной символики.
В приложениях к газетам публикуются так называемые стихи с иллюстрациями, на которых известные общественные деятели изображаются усопшими или на том свете. Дети бегают по улицам, выпрашивая у взрослых деньги «на черепушку», и показывают вещицы, сделанные своими руками: обычно это либо искусно склеенный картонный гробик, из которого выскакивает пляшущий скелет, либо выдолбленная тыква с отверстиями в виде глаз, носа и большого зубастого рта, внутрь которой вставляют зажженную свечу. Другие придумывают страшные истории об обитателях загробного мира и, надевая страшные маски, пугают на улицах прохожих. В богатых кварталах этот праздник напоминает американский Хэллоуин. Повсюду встречаются страшноватые сувениры: прыгающие и пляшущие скелеты из глины и проволоки; скалящие зубы черепа; веселые всадники на лошадях-скелетах. Многие молодые люди покупают эти игрушки в подарок возлюбленным. Другие предпочитают сахарные или шоколадные черепа с выведенными на лбу именами любимых — кондитеры делают их специально к этому празднику.
Потратив на поиски машины еще минут десять — то ли мой испанский был не столь хорош, как я себе возомнила, то ли среди дюжины выдававших себя за таксистов сомнительных типов не нашлось желающих тащиться в Чолулу, — мы сели наконец в знававший лучшие виды «кадиллак» и покатили по залитым солнцем улицам Пуэблы, древнего ритуального центра мексиканских индейцев.
Таксист, назвавшийся Бенито, ужасно напоминал актера Чич Марина, снимавшегося в фильме Родригеса «От рассвета до заката», и я уже начала фантазировать, как он завезет нас в какой-нибудь притон, где за столами будут сидеть упыри, оборотни да вампиры.
Бенито трещал без умолку, тыча то вправо, то влево желтым от никотина пальцем и дымя отвратительной сигарой. На мои просьбы воздержаться от курения он никак не реагировал, так что в конце концов Криста просто-напросто выхватила мерзкий обрубок и швырнула в окно, после чего премило улыбнулась нашему водителю и постучала себя по груди. Взрыва эмоций, как ни странно, не последовало.
К этому времени мы уже выехали из города и покатили по широкой автостраде. Старичок «кадиллак» набрал удивительную для своего возраста скорость и пожирал мили, как изголодавшимся кот «вискас».
Дорога действительно заняла лишь немногим более часа. Небольшой городок — я бы скорее назвала его поселком — встретил нас покоем, тишиной и безлюдьем.
— Сиеста, — объяснил Бенито.
Криста еще раз связалась с Рафаэлем и после минутного разговора попросила таксиста отвезти нас к отелю «Мадрид».
— Мадрид? — Мексиканец потер лысину, задумчиво свел к переносице кустистые брови и замер. Судя по искаженной мысленным усилием физиономии, он то ли решал теорему Ферма, то ли рассчитывал наше положение во вселенной. После долгих раздумий, когда мне уже начало казаться, что парень впал в кому, брови его разошлись, а лицо озарилось благодушной улыбкой. Он толкнул вдруг дверцу и указал на вывеску приютившейся в тени таверны. — Вот же он.
Убедившись, что начертанные на покосившейся доске иероглифы и впрямь могут читаться как «Мадрид», Криста протянула Бенито сто долларов — на тридцать больше первоначальной суммы, — жестом отказалась от сдачи, которую, кстати, ей никто и не предлагал, и вылезла из машины. Я последовала за ней. Таксист, должно быть, так сросся с сиденьем, что даже не сполз с него, чтобы помочь нам с багажом. Воткнув между зубами очередной сигарный обрубок, он широко улыбнулся — эта улыбка до сих пор преследует меня в кошмарах — и умчался в неведомом направлении.
