От центрального здания отходило три крыла. В одном располагалась она с дочерьми, другое — предназначалось для Бруно, когда он выбирался на Сицилию, а в третьем — гостили родственники и знакомые. Слуги жили отдельно.
Внутри виллы находился двор с роскошными пальмами и красивыми, незнакомыми Лючии растениями. Стройные колонны поддерживали широкие крытые веранды, на которые выходили через арки комнаты верхнего этажа.
Экскурсия Лючии ограничилась той частью особняка, которая предназначалась для гостей, а также нижним этажом. В помещения, занимаемые Бруно и хозяйкой с дочерьми, ее не пригласили. Опять из соображений безопасности?..
— Ты много времени провела в полете. Может, хочешь отдохнуть? — спросил Бруно.
Да, Лючия изрядно поволновалась. Принесет ли рискованная поездка желаемый результат?
К тому же она явно чувствовала себя дискомфортно в присутствии мужчины, обладающего сексуальной энергией, и с трудом заставила себя сосредоточиться, когда он рассказывал о национальных богатствах Сицилии.
Мысль о том, чтобы провести в одиночестве час-другой, показалась девушке привлекательной. Она могла написать обещанную открытку Эмилии, сообщить о благополучном путешествии Берте и Патрику Бакер.
— Благодарю.
Сильвия вежливо кивнула.
— Обед подадут в восемь. В семь тридцать я отправлю к вам служанку — вдруг вы заснете? Она проведет вас в столовую.
Распрощавшись с хозяйкой, Лючия одарила ее теплой улыбкой и направилась к лестнице.
Апартаменты встретили ее восхитительной прохладой. Девушка переоделась в шелковый халат. В антикварном письменном столике нашла бумагу, открытки, конверты и ручки.
Минут двадцать спустя Лючия отодвинула исписанные открытки и прилегла. Подремлю полчаса, решила она, закрывая глаза.
Но проспала девушка значительно дольше. Ее разбудил стук в дверь.
Неужели уже семь тридцать? Действительно, на пороге стояла служанка.
— Не смогли бы вы прийти чуть позже? — обратилась к ней Лючия.
— Как пожелаете.
Притворив дверь, Лючия быстро прошла в ванную, снимая на ходу халат и белье. Ледяной душ разогнал остатки сна, она сразу почувствовала себя бодрой и свежей.
Девушка выбрала длинные черные шелковые брюки, такой же блузон. Слегка подкрасила глаза. Украшения ограничила золотым кулоном и сережками. Чуть-чуть надушилась. Оставалось лишь провести по волосам щеткой.
Служанка терпеливо дожидалась у двери. Пытаясь справиться с волнением, Лючия спускалась следом за ней по лестнице.
Столовая представляла собой небольшую гостиную с дорогой мебелью из лиственницы. Плотные жалюзи скрывали комнату от ярких солнечных лучей.
Сердце девушки трепетно забилось, когда впечатляющая фигура Бруно в темно-сером шелковом костюме отделилась от окна.
— Надеюсь, я не заставила вас ждать, — произнесла она слегка охрипшим голосом. Темные глаза расширились при виде снисходительной улыбки.
— Нет-нет. — Граф взял Лючию за руку и поднес к губам.
Во взгляде Бруно она сразу уловила вызов, когда он почувствовал, что Лючия пытается справиться с эмоциями.
Он приступил к осуществлению стратегического плана, чтобы продемонстрировать их якобы интимные отношения. Иначе как объяснить ее присутствие? Лючия отчетливо ощущала, что Валенсо намерен получить дьявольское удовольствие от предстоящего фарса. А она сможет отчитать дерзкого графа, лишь когда они окажутся наедине.
Одаривая Бруно улыбкой, Лючия кипела от негодования. Но его нарочито спокойный вид предупреждал: не начинайте со мной опасные игры.
Бровь поползла вверх в явной насмешке. Однако девушка владела собой. Лицо оставалось беспристрастным.
— Пойдемте. Я представлю вас дочерям Сильвии, — пригласил Бруно, направляясь к центру комнаты. — Мария, — указал он на стройную девушку среднего роста, которая смотрела с откровенным дружелюбием, потом — на другую, чуть моложе, — Тереза.
Обе выглядели красавицами, с безукоризненной кожей и подвижными темно-карими глазами. На Марии переливалось шелковое платье, цвета морской волны, с золотой ниткой, на Терезе — светло-голубое. Их мать смотрелась великолепно в темно-изумрудном костюме.
Черные брюки и блузка, по крайней мере, составляют контраст их нарядам, решила Лючия, с улыбкой приветствуя девушек.
— Рада познакомиться. — Ее взгляд остановился на молодом человеке, стоявшем недалеко от Сильвии. Она узнала Антонио, встречавшего их в аэропорту.
— Мама сказала, что вы фотограф, — вежливо заговорила Мария, — видимо, интересная профессия.
— Чаще всего обыкновенная рутина, — призналась Лючия.
— А я займусь моделированием одежды, — объявила Тереза. — После окончания курсов поеду на стажировку в Париж.
Сильвия встала.
— Прошу к столу.
Бруно занял центральное место и указал девушке на стул возле себя. Такая честь, предположила она, подчеркивает ее положение его последней пассии.
Блюда подавались отменные. Сначала горячий, приправленный специями барашек с рисом и бобами. Затем последовали разные сладости с финиками и медом, сочные свежие фрукты. Лючия предпочла дыню и ананас.
Слуги-филиппинцы бесшумно подавали тарелки со снедью и тут же убирали освободившиеся приборы, заменяя их чистыми. И как только стакан с водой у Лючии становился пустым, его тут же наполняли свежим напитком.
— Обычно вы ограничиваетесь студийными портретами? — вежливо спросил Антонио.
Девушка поставила стакан.
— Часто да. Между заданиями.
— Можно узнать поподробнее? Случаются ли опасные командировки?
— Ну, конечно, бывают и рискованные, — небрежно ответила Лючия, встретившись взглядом с Бруно.
Граф поигрывал ножкой хрустального бокала.
— В самом деле? — Он пристально посмотрел на девушку.
Она с легкостью выдержала напряжение.
— К примеру, вы охотитесь и пытаетесь приручить сокола. Разве вы при этом не рискуете?
Видимо, объяснение не подходило для определения действий Валенсо. Несомненно, он добивался успеха во всех начинаниях, и намек на неудачу… мог воспринять только с иронией.
— Ваша озабоченность моей безопасностью согревает мое сердце, — усмехнулся он.
— А ваша — мое, — ответила девушка, наградив Валенсо сладкой ухмылочкой.
Его глаза засверкали, одна бровь насмешливо изогнулась.
— Давайте выпьем кофе, а потом я покажу сад.
Лючия заставила себя улыбнуться поприветливей, клянясь про себя, что ударит его по наиболее чувствительной части тела, если он осмелится на более безрассудный поступок, нежели прикосновение к руке.