— Почему?
— Если не принимать во внимание миссис Джефферсон, то можно сказать, что вся обслуга понадобилась тебе. — Сидней плечом толкнул одну из дверей, вошел в комнату и локтем нажал на выключатель. Под потолком вспыхнула хрустальная люстра. — А вот и твоя спальня!
Если у Кристины еще и оставались вопросы, то они тотчас улетучились. Приоткрыв от удивления рот, Кристина осматривалась по сторонам. Вчера вечером по телевидению демонстрировали кинозарисовку о Версале и других блистательных французских дворцах. Сейчас Кристина пожалела, что не уделила передаче большего внимания. Тот, по чьей прихоти отделывалась спальня, явно заимствовал идеи у французов. Стены комнаты были обиты кремовым шелком, который гармонировал с оконными шторами и бархатным навесом над кроватью. Пол украшали толстые ковры, белоснежная мебель сверкала лаком и золотыми инкрустациями. На туалетном столике со стеклянным верхом громоздились разнообразные баночки и флаконы.
Спальня была пронизана чувственностью, но какой-то не настоящей, словно эта комната являлась частью театральной декорации.
Кристина ошеломленно взглянула на Сиднея.
— Не может быть, чтобы это была моя спальня!
В его глазах появилось непонятное выражение.
— Но тем не менее она твоя, уверяю. Скорее снимай мокрую одежду, а я позову Сью.
— Нет! То есть я хочу сказать… Мне нужно привыкнуть и… Сид, ты точно знаешь, что эта комната?..
Сидней саркастически усмехнулся.
— Твоя, твоя! Не моя же! У меня другие вкусы.
— Значит, у нас нет общей спальни? — с трудом выговорила Кристина. Она не могла не задать этот важный для нее вопрос.
По лицу Сиднея пробежала тень, и он отвернулся.
— Нет.
— Вот как?
Кристина растерянно смотрела вслед Сиднею, скрывшемуся в ванной. Итак, мистер Рейнольдз спит в другой комнате, предоставив жене пребывать в одиночестве в спальне, пышности которой могла бы позавидовать сама Мария-Антуанетта.
Нельзя сказать, чтобы Кристина была разочарована. На самом деле она не знала, что следовало бы предпринять, если бы спальня оказалась общей, просто последняя новость застала ее врасплох…
— Я открыл воду, чтобы набрать ванну.
Кристина подняла голову навстречу приближающемуся Сиднею. Он закатал рукава рубашки, и стали видны мускулистые, покрытые темными волосками руки.
— Тина? Я говорю…
— Да, я слышу. — Кристина смущенно кашлянула. — Спасибо.
— Снимай мокрое — и в ванну. Тебе нужно погреться в горячей воде.
— Сид… — Кристина легко прикоснулась к руке мужа. — Я знаю, что нам обоим нелегко, но… мне почему-то кажется, что моя память скоро вернется.
Мускулы Сиднея напряглись под ладонью Кристины.
— Ты начала что-то узнавать?
— Нет. Пока нет. Но скоро начну. Иного просто не может быть! — заявила Кристина с нотками отчаяния в голосе. — Я вновь обрету память, и мы возобновим обычную жизнь.
Зеленые глаза Сиднея потемнели.
— Обычную жизнь… — повторил он.
— Да. — Кристина принужденно рассмеялась. — Что бы это ни означало.
На секунду ей показалось, что Сидней хочет что-то сказать — возможно, это было нечто такое, чего Кристина не желала знать, — но он просто кивнул.
— Конечно, — вежливо согласился Сидней. — Ну, иди же поскорее в ванную. Я велю миссис Джефферсон приготовить для тебя легкий ужин и принести сюда.
— Я буду ужинать одна?
— Мне кажется, так будет лучше. У меня еще есть сегодня несколько дел, а тебе нужно отдохнуть.
Кристина почувствовала, что к глазам подступают слезы. Как глупо! Ведь она находилась в своем доме, как того и желала, ее муж демонстрировал заботу и доброжелательность — он на руках внес жену по лестнице, набрал ей ванну и предложил как следует отдохнуть…
— Тина?
Она подняла глаза и улыбнулась.
— Ты прав, Сид. Мне действительно лучше поужинать в одиночестве. Я… немного устала.
— Вот и хорошо. — Сидней взялся за дверную ручку. — Тогда до завтра.
— Да, Сид. Увидимся завтра.
Когда дверь за Сиднеем закрылась, Кристина погасила на лице улыбку, медленно прошла в ванную и закрыла краны. Давно сдерживаемые слезы вдруг наполнили глаза и потекли по щекам.
Сидней был бы мечтой любой женщины, но с Кристиной он не хотел иметь ничего общего. Он не любил жену. Она даже не нравилась ему. Кристина была нежеланным гостем в этом доме и в жизни Сиднея.
И она никак не могла понять почему.
Спустившись в восемь часов утра вниз, в столовую, Кристина обнаружила, что Сидней уже уехал. Это устраивало ее. Меньше всего хотелось общаться с кем-либо в незнакомом доме, который больше походил на музей.
Завтрак прошел в молчаливом присутствии миссис Джефферсон и состоял из половинки апельсина и чашки черного кофе. Кристине показалось, что экономка недовольна скудостью завтрака.
Покинув столовую, Кристина побродила по дому, надеясь, что какая-нибудь мелочь заденет одну из потайных струнок памяти. Но этого не произошло.
Когда в полдень позвонил Сидней, Кристина вновь сидела в столовой, обширный стол которой был рассчитан на двенадцать человек. Симпсон принес телефон.
— Как ты себя чувствуешь? — вежливо поинтересовался Сидней. — Не нужно ли тебе чего?
— Не беспокойся, — ответила Кристина. — У меня все в порядке.
Беседа продолжалась не более минуты. Затем Симпсон слегка поклонился и унес телефон, подбирая за собой шнур. В столовой появилась миссис Джефферсон с салатом из омара.
— Прежде вам нравились омары, — спокойно и безучастно произнесла она. — Или я не должна этого говорить?
Прямолинейная суровость миссис Джефферсон не вязалась с общим духом шикарной виллы и составляла приятный контраст. Кристина улыбнулась.
— Говорите о чем угодно, — сказала она, — иначе я начну грызть салфетки, чтобы выяснить, нравятся ли они мне.
Экономка почти позволила себе улыбнуться.
— Хорошо, — произнесла она и удалилась.
После обеда Кристина вышла на террасу. Сверкающая под солнцем гладь океана была пустынной, если не считать одинокого белоснежного морского лайнера, спешащего куда-то.
Вот так и я, грустно подумала Кристина, оказалась одна, словно посреди океана. Она отвернулась от завораживающей панорамы и направилась в свою комнату. Кристина вздремнула часок, а позже еще немного побродила по комнатам.
На кухне миссис Джефферсон чистила овощи.
— Не нужна ли вам моя помощь? — спросила Кристина с порога.
Экономка так посмотрела на хозяйку, будто у той была не амнезия, а потеря рассудка.
