Попросила потому, что жутко боялась. Боялась вырастить в душе огромную надежду, которая потом разлетится вдребезги и поранит осколками, если результаты окажутся не теми, которые я жду.
Но ведь я все-таки девушка, разумеется, уже многократно успела представить, как сообщаю Вере о том, что Антон — ее родной отец. И это при том, что мы решили не говорить об этом до результатов! А если бы обсуждали между собой? Да я б с ума сошла, издергалась, и дочь наверняка считала бы мое состояние и тоже начала нервничать.
Антон и сам стал задумчивее, пристальнее смотрит на Веру, когда она не видит, периодически вообще втыкает в одну точку. Еще бы, если учесть, как он узнал о первом ребенке. А тут и второй такой же: нате вам подросшее дитятко, получите — распишитесь.
Жил себе, что называется, не тужил. Однако он ведь хочет со мной встречаться, так? Сам сказал. Значит, и Веру бы принял что так что этак.
Он изначально с ней хорошо общается, не видит никакой проблемы, как это бывает с многими мужчинами, когда они узнают, что у их спутниц есть дети. Может, это потому, что у него самого растет сын? А может, он просто такой человек. У меня будет время, чтобы узнать.
Впрочем, даже если окажется, что Чудов — не родной отец Веры, что это просто фантастическое совпадение, то… Я не расстроюсь? Да нет, наверняка расстроюсь, потому что уже успела размечтаться. Это же, считай, готовый сюжет для фильма: семья воссоединяется спустя столько лет! У-у-у!
Однако суть в другом: я уверена, Антон в любом случае станет ей хорошим отцом. Настоящим. Ведь родной не тот, кто сделал, а кто был рядом, пока ребенок растет, так? Антон похож на того, кто будет рядом и не сбежит при первой трудности.
Вера подружилась и с Максом, и с Чудовым, они сразу нашли общий язык, и я не устаю благодарить небеса, что так тщательно, хоть это и некультурно, тыкали пальцем на него, пока до меня, твердолобой, не дошло.
Почему-то у меня хорошие предчувствия насчет нашего общего будущего. Вместе мы справимся со всем, и нет никакой разницы, является ли Антон биологическим отцом Веры.
— Открывай, — поторапливает меня Антон, переминаясь с ноги на ногу.
Он тоже нервничает, хоть и старается не показывать.
Я, нервно кусая губы, вскрываю конверт и достаю сложенную бумагу.
Глаза бегут по строчкам, но я так волнуюсь, что буквы расплываются.
— Я не могу, давай ты.
Антон перехватывает лист и спустя несколько секунд уголки его губ опускаются.
Внутри меня тоже все опускается.
Неужели не?..
Вот как знала, что не стоило строить воздушные розовые замки в мечтах.
Антон смотрит на меня, нахмурившись, как вдруг расплывается в улыбке на все тридцать два зуба и орет:
— Она моя, Надь! Моя!
Он обнимает меня, отрывает от земли и начинает кружить.
— Моя!
И я заливаюсь счастливым смехом. Мимо идут прохожие, и их лица тоже начинают освещать улыбки при виде нас. Счастье — та еще зараза, которая передается воздушно-капельным путем.
Осталось только сообщить Вере.
***
Я много раз прокручивала разговор с дочерью в уме, но не ожидала того, что произойдет на самом деле.
— Верочка, иди сюда, — зову я ее из спальни.
Антон уже сидит на диване в зале, рядом с ним присаживаюсь и я.
Дочь выходит и переводит любопытный взгляд с меня на Антона, а потом на наши руки.
Ага, хитрюга, видимо, ждет подарков. Впрочем, подарок будет, только другого рода.
— Вера, — начинаю я, пытаясь успокоить ускоренное сердцебиение.
Ничего-то у меня не выходит, и я вытираю мокрые ладони о юбку.
— Вера, — предпринимаю еще одну попытку. — Помнишь, ты на Новый год просила папу?
Дочь хлопает ресничками и мотает головой.
— Я на этот Новый год не просила, мам, я ведь лего выбрала. Я знаю, что просить надо что-то одно, ты говорила. Это нечестно — просить много подарков, значит, кому-то не достанется!
Я киваю. Точно, сама ведь ее учила. Так, ладно, зайдем с другого бока.
— Я знаю, моя хорошая. Дело в том, что в этом году папу для тебя попросила я, и…
Вера делает шаг назад и переводит взгляд на Антона. Тот улыбается ей, но не успевает ничего сказать, потому что я продолжаю:
— Дед Мороз решил исполнить твое желание, Вер. Он послал нам дядю Антона — твоего родного папу. Мы потерялись на время, но теперь снова нашлись.
— Э-э-э… — многозначительно выдает дочь.
Она не задает вопросов, просто молча смотрит то на меня, то на него.
А потом вдруг начинает всхлипывать и заливается горькими слезами:
— Мамочка, прости!
Я даже теряюсь — не такой реакции ждала, совсем не такой. И за что мне ее прощать?
— За что?
Я обнимаю дочь и начинаю гладить ее по волосам и спине.
— Я тебя обманула! Я тоже папу загада-а-а-ала! Это значит, кто-то не получил свой подарок, раз я получила два?
И я выдыхаю. Вижу, как заметно расслабляется и Антон, который успел превратиться в истукана — до того напряжен в ожидании реакции дочери.
— Ну что ты, моя девочка! Моя ты хорошая! — чувствую, что и сама вот-вот расплачусь. — Дедушка Мороз вошел в наше положение и сделал исключение. Мы, наверное, обе его очень много раз просили, и он наконец нашел нашего папу.
— Правда? Ты не злишься?
— Ну конечно нет!
В конце концов Вера успокаивается и поворачивается к Антону, смотрит на него с таким любопытством, словно видит впервые.
— Дядя Антон, значит, ты мой папа?
— Да, и ты можешь называть меня папой, — улыбается тот и добавляет: — если хочешь, конечно.
— А Максим — мой брат?
Мы киваем.
— Кру-у-уто! И мы будем жить все вместе?
Я бросаю взгляд на Антона: этот вопрос мы еще не обсуждали. Он протягивает руку и сжимает мою ладонь. Вопросительно смотрит и еле заметно кивает. Мол, он не против, все зависит от меня.
— Будем, Верочка.
Дочь важно кивает, будто тоже подтверждая согласие, и протягивает руку Антону:
— А я тебя рисовала. Хочешь, покажу? Пойдем.
Я смотрю, как они идут к ящику с ее рисунками, и хихикаю.
Новоиспеченный отец еще не в курсе, что застрянет надолго — там больше тридцати рисунков.
А я сижу, наблюдаю за тем, как тепло они общаются, и украдкой смахиваю слезы, которые все никак не хотят останавливаться.
Я, Надежда Кошечкина, официально признаю себя самой счастливой в мире женщиной.
Эпилог
Год спустя
— Фух, — вытираю я руки о фартук.
Оглядываю результат своих трудов и остаюсь вполне довольной.
Стол во дворе накрыт и готов к приему по случаю дня рождения главы нашего большого семейства — Антона.
Да-да, полгода назад мы с Верой официально тоже стали Чудовыми и теперь с гордостью носим эту фамилию.
Я каждый день благодарю высшие силы за то, что свели нас, и буду благодарить, наверное, пока жива. Более любящего, щедрого, заботливого и внимательного мужчины, чем Антон, я не встречала. И щедро дарю свою любовь в ответ.
Так, осталось принести хлеб из дома, и готово, можно садиться за стол.
Скоро приедут его и мои родители, и здесь станет очень шумно.
Родители Антона души не чают в Вере, сразу приняли ее как родную, особенно бабушка. Оно и неудивительно, Вера — вылитая она в детстве, да еще и талант к фигурному катанию, оказывается, у моей дочурки именно от нее.
— Максим, — кричу я в дом, — позови, пожалуйста, папу, уже все готово, нужно только стулья расставить и хлеб нарезать.
Через минуту он показывается в дверях с корзинкой уже нарезанного хлеба.
— Ой, какой ты молодец, — всплескиваю руками я.
— Держи, мам, — вдруг говорит он, и я едва не роняю протянутую мне корзинку.
На глаза набегают слезы — он впервые назвал меня мамой!
— Можно я тебя обниму? — спрашиваю у сына.
Он кивает, и я быстренько подхожу к столу, ставлю хлеб на стол, возвращаюсь и стискиваю Макса в объятиях.
Мы с ним сразу договорились: захочет называть меня мамой — пожалуйста, а нет — я тоже не против. В конце концов, мать у него уже есть, так?
