Но Морган, словно поняв, о чем она думает, взял ее за руку и стал перебирать ее влажные пальцы. Затем сказал:
— Я долго думал вчера вечером, после того как ты ушла.
— О… о нас? — волнуясь, спросила Лин.
— О ком же еще? — Наклонившись вперед, он поцеловал ее в кончик носа. — Тебе надо пользоваться кремом, а то еще сожжешь свой носик.
— Хорошо, — послушно согласилась она. — Ну, и что ты надумал?
Он усмехнулся.
— Решил, что поцелую тебя сегодня утром.
— На глазах у всех?
Он кивнул.
— И что это означает?
— Это означает… — он пожал плечами, — что мы оба прекрасно понимаем, как дальше будут складываться наши отношения.
— А они будут? — спросила Лин, начиная чувствовать себя счастливой.
— Иначе я не стал бы тебя целовать.
— Ага, понятно. — Она насмешливо посмотрела на него. — Тогда поцелуй меня еще, — приказала она.
Левая бровь Моргана приподнялась.
— Так что же, секс превыше всего? Мне кажется, ты очень требовательная женщина.
Он наклонился и поцеловал ее в губы, не слишком торопясь отрываться от них.
Когда сердце Лин несколько успокоилось, она нетвердо произнесла:
— Мне понравилось.
На его лицо набежала тень.
— Ты еще слишком молода и слишком доверчива.
— А почему я должна тебе не доверять?
Он задумчиво посмотрел на нее.
— Доверять мне или нет — решать тебе.
Лин уже собиралась спросить, что он имеет в виду, но настроение его неожиданно изменилось, глаза сузились, и он сказал: — Совсем забыл, что я хотел тебя наказать.
Быстро встав на ноги, он поднял ее и, не дав ей времени опомниться, сбросил в бассейн.
С этого момента их отношения стали именно отношениями. Пока пароход шел туристическим маршрутом вдоль африканских берегов к столице Туниса, а оттуда к Алжиру и Гибралтару, Морган открыто демонстрировал всем их близость — он, то обнимал ее за талию, то вдруг целовал при всех. А вечерами они частенько убегали в солярий, где Морган целовал и ласкал ее со все возраставшей от поцелуя к поцелую страстью. Когда же судно заходило в порты, то они бывали на всех экскурсиях с другими пассажирами и членами экипажа, и почти всегда заканчивали день в ночном клубе с варьете и танцем живота.
Однако в Гибралтаре все женщины вдруг, словно сговорившись, наотрез отказались идти на еще один танец живота.
— Хорошо, не кипятитесь, — успокоил их Тим Браунинг. — Я тут знаю местечко, где можно посидеть и без танца живота.
И едва не вызвал бунт, когда заставил всех целый вечер смотреть фламенко.
Но все же, они отлично провели время. Путешествие было еще далеко не закончено, но это был последний порт перед Англией, что придало настроению некую исступленность, словно все хотели запомнить этот день надолго. Когда они вернулись на судно, одна пара вызвала оживление всей компании, попытавшись сымпровизировать фламенко, но вечер чуть не был испорчен подвыпившим типом, который, танцуя с Лин, слишком близко прижимал ее к себе, не обращая внимания на ее протесты. Морган обошелся с ним очень просто и эффективно: взяв его одной рукой за шиворот, другой — за брючный ремень, он сбросил его в бассейн.
— Настоящий мачо, — восхищенно вымолвила одна из женщин, обращаясь к Лин и наблюдая за тем, как товарищи со смехом вылавливают матроса из бассейна. Она повернулась к Лин и, задумчиво глядя ей в лицо, задала вопрос, который, видимо, очень давно не давал ей покоя и который в трезвом состоянии она никогда бы не отважилась задать.
— А что, в постели он такой же герой? Лин, с пунцовыми щеками, пробормотала что-то нечленораздельное и поспешила скрыться. Даже если бы она и знала ответ, то никогда бы не стала отвечать. Но хуже всего то, что ответа она не знала — Морган ни разу не довел до конца ни одного из их страстных вечеров в солярии, ни разу не попытался довести их ласки до логичного и все более желанного для Лин конца. Он прекрасно понимал ее чувства — он просто не мог этого не понимать, когда сжимал в руках ее трепещущее тело и слышал ее возбужденно-разочарованные стоны, когда она, не в силах совладать уже с тем, что он с ней делал, все же желала еще большей близости.
Вообще ее чувства находились в полном сумбуре. Временами она была ему благодарна за то, что он не торопит события, ибо это придавало особую сладость каждому новому открытию; временами же, когда она доходила почти до исступления, ей страстно хотелось, чтобы он овладел ею сейчас, прямо сейчас. А иногда, когда она лежала одна у себя в каюте, разочарованная, у нее вдруг возникало ощущение собственной неполноценности и начинало казаться, что его сдерживает только ее неопытность. А может, он избегает близости из опасения, что она придаст этому слишком серьезное значение? Если это так, то она должна быть ему благодарна. Видимо, он не любит ее, но и не хочет обижать ее. Возможно, для него это просто курортный роман, приятное времяпрепровождение, скрашивающее долгое путешествие, которое ни в коем случае не должно связывать его по возвращении в Англию.
И хотя разум говорил ей, что она должна быть ему благодарна, чувства ее и всепоглощающее желание очень скоро покончили с благоразумием. Да и могут ли любовь и разум идти рука об руку? А Лин была уверена, что любит Моргана. Что еще может означать это непреодолимое желание, это томление в груди всякий раз, как она его видит? Без него она не мыслила будущего. Она говорила себе, что все это просто плотское желание, что она сможет это в себе перебороть, но сердце подсказывало, что это не так. Она хотела быть с Морганом, всегда и в полном смысле этого слова.
Во время стоянки в Гибралтаре и во всех портах, где их корабль останавливался, Морган всегда ходил на почту, и всегда один, и Лин решила, что он посылает телеграммы ее отцу. Но сам он ни разу ничего ей об этом не сказал, а она не сочла нужным спрашивать, почему-то считая, что подобный вопрос может испортить их отношения. Тот мир был где-то далеко позади, и она гнала от себя мысли о нем, отдаваясь свежим впечатлениям обворожительного путешествия.
Из Гибралтара судно пошло к северу вдоль берегов Португалии и Испании, и солнце по-прежнему светило с казавшегося вечно голубым неба. Но когда судно обогнуло северный берег Испании и вошло в Бискайский залив, небо покрылось серыми облаками, подул свежий ветер.
— Ты не страдаешь от морской болезни? — поинтересовался Морган, поглядывая на низкий горизонт.
Лин зябко повела плечами — после жаркого солнца ей было холодно.
— Да пока Бог миловал.
— Пока что были цветочки, — заверил ее Морган. — Средиземное море — это просто тихая заводь по сравнению с океаном. А тут еще все идет к тому, что скоро будет шторм.
