встают у меня в горле, а сердце, споткнувшись, перестает биться.
— Мирон, — с преувеличенной бодростью отзываюсь я после того, как с трудом проталкиваю застрявшее пирожное вниз по пищеводу. — Какая встреча!
— Да уж. Не ожидал тебя здесь увидеть.
Он широко улыбается в ответ, и я ловлю его на том, что он откровенно меня рассматривает. Скользит взглядом по волосам, касается плечи и, бегло пробежавшись по груди, фокусируется на животе.
Господи! Куда он уставился?! Неужели думает, что за каких-то три недели я уже обзавелась беременным пузом?
— А зря, — издаю нервный смешок. — Это вроде как мое любимое кафе.
— А как же Бристоль? — уточняет недоуменно.
— Ну… Ладно. Одно из самых любимых, — поправляюсь я, признавая, что он-таки меня подловил.
— Ясно, — Мирон прячет ладони в карманы джинсов и слегка пожимает плечами. Он всегда так делает, когда нервничает. — Как дела, Софи? Как жизнь?
— Все… Все нормально, — с небольшой запинкой отвечаю я. — А у тебя как?
Хочется добавить: «А кто эта губошлепка за твоим столом?», но я сдерживаюсь. Еще не достигла той степени отчаяния, когда любопытство берет верх над чувством собственного достоинства.
— Порядок, — он снова кидает выразительный взор на мой живот. — Ты потрясающе выглядишь.
А вот это уже неловко. Но, кажется, мне пора привыкать к этому чувству. Вероятно, в ближайшие несколько месяцев оно будет регулярно меня преследовать.
— Спасибо, — отзываюсь я и, не совладав с нервозом, добавляю. — Если ты гадаешь, где мой живот, то его пока нет. Еще слишком маленький срок.
— Да-да, конечно… Я и не думал… — Мирон выглядит смущенным. — Как, кстати, самочувствие?… И вообще?
— О, прекрасно, — говорю я и через секунду сама понимаю, как фальшиво прозвучали мои слова. — За исключением приступов утренней тошноты и гормональных всплесков, конечно.
На самом это все — мелочи. Главная моя проблема — это, несомненно, одиночество. Я жду ребенка, но у меня нет мужчины, чтобы разделить с ним эту радость. Алинин муж ради нее ездил за соленьями среди ночи, а ради меня никто такой подвиг не совершит. А все потому, что я глупая и не умеющая ценить то, что имею. Ну и еще кончено ветреная, как выразился Багиров.
— М-да, — Мирон цокает языком. — Должно быть, это все непросто…
— Ничего, я справлюсь, — отмахиваюсь я, решив, что минутка слабости окончена. — Рада была тебя повидать.
— Взаимно.
Он делает неопределенное движение корпусом, словно никак не может определиться, как вести себя дальше: уйти или остаться. Но затем, видимо, решает, что разговор исчерпан, и, одарив притихшую Алину дружеской улыбкой, удаляется.
Когда Мирон садится за стол к своей блондинке, она, коротко мазнув по мне равнодушным взглядом, поворачивается к нему и принимается что-то увлеченно щебетать. Вероятно, блондинка понятия не имеет кто я такая, раз моя персона заинтересовала ее лишь на сотую долю секунды. Мирон фокусирует внимание на своей спутнице, и я наконец и медленно выдыхаю, вмиг осознав, какой напряженной была все это время.
Оказывается, встреча с бывшим и его спутницей — настоящее испытание. У меня аж голова разболелась, и аппетит пропал. Все-таки права была Алина: надо было просто встать и потихоньку уйти до того, как Мирон нас заметил. А теперь придется сидеть в паре метров от него и изображать веселье, которого нет и в помине.
Эх, черт бы побрал мое упрямство!
Скажу так: утренняя тошнота вносит значительные коррективы в распорядок моего дня. Если раньше я предпочитала завтракать в офисе, то теперь приходится делать это дома. Ну, чтобы успеть добежать до унитаза в случае рвоты, которая после приема пищи настигает меня в двух случаях из трех.
Потом, как правило, я хочу немного полежать, а приняв горизонтальное положение, неминуемо проваливаюсь в дремоту. Короче говоря, выход из дома откладывается минимум на час, поэтому теперь на работу я приползаю одной из последних. А это, знаете ли, очень плохо, ведь теперь я с лишена возможности стыдить своих сотрудников за опоздания.
Захожу в офис и тут же натыкаюсь на цветущую и благоухающую Аллочку, которая раздражает меня одним своим видом. Ей двадцать четыре, и у нее красивый бюст третьего размера. Мне тридцать два, и у меня активная фаза токсикоза. Думаю, дополнительно причины моего раздражения разъяснять не стоит.
— Доброе утро, София Александровна! — певучим голосом произносит Алла.
Настроение у нее прекрасное. Сразу видно, что с утра не маялась рвотой.
— Доброе, — бурчу я, подхватывая бумаги, которые помощница мне деликатно втюхивает. — Что это? Документу по то дизайну кондитерской?
— Нет, это ответное письмо от команды Багирова. В ответ на те правки, что вы скинули ему на почту, — рапортует она.
Застываю на месте как вкопанная и перевожу взгляд на папку в своих руках, которая выглядит пугающе пухлой. Слишком пухлой для простого «да, я со всем согласен», на которое я, признаться честно, рассчитывала. Ведь мы учли все последние пожелания Багирова! Даже металлический куб посреди холла запроектировали! Что ему опять не понравилось?
— Ты читала? — спрашиваю затравленно.
— Угу, — не менее затравленно отвечает она.
— Ужас-ужас? — мне даже открывать эту папку не хочется.
— Ну… Не ужас-ужас, — она щадит мои чувства. — Скорее, просто ужас.
Закатываю глаза и испускаю горестный вздох. Если меня не доконает токсикоз, то это точно сделает Багиров. Опять его ребята прислали целый талмуд замечаний и пожеланий! Такими темпами мы никогда дизайн не согласуем.
Бормоча себе под нос проклятия, захожу в кабинет и, усевшись поудобней, все-таки распахиваю треклятую папку. Как я ожидала, она полна комментариев в духе «хочу то, сам не знаю что». Судя по записям, Багирова буквально разрывает между лофтом и хай-теком, а на последних страницах еще и неоклассика нарисовалась. Такое ощущение, что он хочет впихнуть в свой отель невпихуемое: и пафосно его подать, и молодежно оформить, и солидно преподнести, и культурный шок вызывать. Алла и впрямь меня пожалела, тут не ужас, а ужас-ужас-ужас.
С кислой миной листаю папку, когда дверь моего кабинета шумно открывается и моему взору снова предстает румяная помощница.
— Что еще, Алла? — огрызаюсь я. — У меня тут дел невпроворот…
— София Александровна, к вам Савельев Мирон Алексеевич пришел, — выпаливает она скороговоркой. — Могу пригласить?
Глаза помимо воли вываливаются из орбит, а нижняя челюсть отвисает. Уж чего-чего, а встречи с бывшим я точно не ждала! Это утро решительно претендует на звание худшего в моей жизни!
— Эм… Ну… Пригласи, — блею, с трудом соображая.
Помощница пулей возвращается обратно в приемную, и буквально через пару секунд в дверном проеме показывается Мирон. В традиционной клетчатой рубашке и
