Кэрол попыталась высвободиться, но он держал ее крепко. Насколько смогла, она сделала равнодушное лицо и пожала плечами.
— Если быть точной, то мне ведь все равно, Марсель. Но постепенно все это начинает казаться комичным, когда слышишь такие замечания со стороны самых разных людей.
— Что ты имеешь в виду? То, что сказала Жанна…
— Речь идет не только о Жанне, — прервала она его нетерпеливо. — Вчера после обеда это была твоя консьержка, вечером — Сильви, а сегодня — Жанна. Кроме того, мадам Крозье, моя консьержка, рассказывала мне вещи, которые вряд ли можно назвать лестными для тебя.
Марсель презрительно выдохнул:
— И ты веришь этой болтовне?
— В принципе, я не обращаю внимания на сплетни, и я сказала это мадам Крозье. Но когда люди ругаются, то всегда можно заметить искорку правды.
Марсель отпустил ее и подошел к окну, а затем снова повернулся к ней.
— Так называемая искорка правды состоит в том, — сказал он медленно и с нажимом, — что женщины окружают меня и мечтают, чтобы я их нарисовал и стремятся когда-нибудь оказаться в моей постели. Я говорю это без рисовки и вовсе не горжусь этим, Кэрол. — Он смотрел на нее серьезно. — Если я им отказываю, то они становятся пошлыми, ругают меня и приписывают дела, которые не соответствуют действительности. Это — правда.
Она сглотнула, ей хотелось ему поверить и в общем-то она уже сделала это, однако смотрела на него с подозрением.
— Пусть это так, Марсель, — сказала она. — Мне, собственно говоря, совершенно не нужно интересоваться этим. Я только бы не хотела, чтобы повторялись такие сцены, как вчера в машине. Я не собираюсь становиться одной из многих в твоей жизни.
От нее не укрылось, что по его лицу скользнуло выражение боли, и ей самой стало больно. Возможно, она поступила с ним несправедливо.
Он снова подошел к ней.
— Кэрол, дорогая, я же тебе только что объяснил, как у меня появилась эта слава. Разве я виноват в том, что женщины от меня без ума?
Он беспомощно поднял руки и посмотрел на Кэрол с таким отчаянием, что она чуть было не засмеялась.
— Естественно, что время от времени я принимаю то, что мне добровольно предлагается, — продолжал он, — но, в конце концов, это делают и другие мужчины. Разве я хуже их только потому, что, как художник, стою ближе к свету рампы и что на меня направлено больше критики?
Она все меньше могла противиться словам Марселя. Его аргументы нельзя было отвергнуть, если только они соответствовали действительности.
— Нет, Марсель, я этого не утверждала. Это только моя личная позиция, что я себя чувствую в таких кругах не очень хорошо. Ты хочешь, вероятно, что-то начать со мной, но конец этого так или иначе можно предвидеть, и, кроме того, я должна еще выносить насмешку и критику окружающих. Я знаю, что не только ты виноват в этом, а в большей степени твои жизненные обстоятельства, но это — не мой мир.
Марсель положил ей руки на плечи и снова заглянул глубоко в глаза.
— Кэрол, я клянусь тебе, с тобой все иначе. Ты — первая женщина в моей жизни, которая произвела на меня такое впечатление, вызвала во мне настоящие чувства. Я хочу не только пережить с тобой любовное приключение, дорогая.
— Ну, а что потом? — спросила она хриплым голосом. — Что, по твоему мнению, может из этого получиться?
— Прекрасные отношения, например, — ответил он.
Это прозвучало несколько нетерпеливо, почти упрямо. Она изучала его привлекательное лицо с жаждущими блестящими глазами и мягким, очень чувственным ртом. И пришла к заключению, что он совершенно неспособен к таким отношениям и к таким чувствам. Марсель был большой избалованный мальчик, который привык получать то, что хотел. В ней, вероятно, его возбуждал только ее отпор. И тем более после того, как она вчера вечером уже позволила ему некоторые интимности.
— Нет! — она покачала головой. — Я не вижу ни малейшего шанса. — Она сняла его руки со своих плеч и отошла на шаг назад. — Если я тебе больше не нужна в качестве модели, то хотела бы сейчас уйти.
В его глазах на один момент блеснула досада, потом лицо превратилось в холодную маску.
— Хорошо, Кэрол, тогда перейдем к работе, — сказал он холодно. — Не будешь ли ты так любезна сесть, как вчера, на стул в мастерской? Я сейчас приду вслед за тобой.
Она молча повернулась и прошла в мастерскую. Она не знала, рассердил ли ее деловой тон Марселя или она почувствовала облегчение от этого. Она вообще уже больше не знала, чего она хочет, а чего — нет. Но больше всего она желала никогда больше не знать Марселя Жирарде.
Когда Кэрол входила в ателье, она споткнулась. Только теперь она заметила возвышение, которое было там сооружено. Оно был обтянуто бархатом с полосатым рисунком под зебру. Подушки, разложенные на нем, были из того же материала. Кэрол не нужно было долго думать, чтобы понять, что это возвышение предназначено для лежащей обнаженной модели. Может быть, Марсель соорудил его для Жанны, а потом передумал?
Она, как и вчера, села на стул и стала ждать. Через несколько мгновений пришел Марсель. Он установил мольберт, заточил карандаш и в нескольких словах дал Кэрол наставления относительно того, как она должна держать свою голову. Наконец, он, кажется, остался доволен и продолжил работу над вчерашним эскизом.
Кэрол, совершенно несчастная, сидела на стуле. Напряженная атмосфера обременяла ее. Она хотела бы сейчас оказаться вместе с Беттиной и Петером и так же беззаботно наслаждаться жизнью, как и они. И почему только она должна была встретить Марселя и влюбиться в него?
Она не могла сказать, страдал ли он так же, как и она, от этого гнетущего настроения. Марсель, казалось, полностью сконцентрировался на своей работе. Хотя у нее создалось впечатление, что его рука двигалась сегодня не так легко, как вчера.
За все время они не обменялись ни единым словом. Марсель даже не предложил ей ничего выпить. Позирование имело сегодня явно выраженный деловой характер.
Взгляд Кэрол вновь и вновь притягивал подиум. Может быть, Марсель поставил его для нее?
— Марсель, — сказала она через некоторое время, когда уже больше не могла выносить это напряженное молчание. — Ты сказал вчера вечером, что задумал для меня в качестве модели еще что-то, о чем хотел поговорить со мной сегодня. О чем идет речь? Что ты задумал?
Мимолетное душевное волнение отразилось на его лице, но тут же снова исчезло. Он кивнул головой на возвышение.
— Я очень хотел бы нарисовать тебя обнаженной, — объявил он таким равнодушным голосом, как будто просил ее о совершенно обычной маленькой любезности. — Я уже довольно давно ищу подходящую модель для изображения обнаженного тела. Сначала я хотел пригласить для этого Жанну, но она еще полуребенок. Но когда увидел тебя, то понял, что речь может идти только о тебе. У тебя чудесное тело, Кэрол, с прекрасными формами, почти совершенное.
