Да с таким энтузиазмом, что аж пар из ушей! Я напрягся. И следил за твоей реакцией. Ты улыбнулась, ответила: «Нет, не могу». Я прочитал по губам. В голове промелькнуло: «А если б могла?».
Вечером я уточнил:
— Кто это?
— Я не знаю, — ответила ты и стряхнула в жестяночку пепел. Мы говорили, как пара. Семейная пара! Почти. Жили в разных квартирах. Но я размышлял, что сниму для нас «гнёздышко». Вот только слегка накоплю…
— Что хотел?
— Телефон, — ты пожала плечами. Так, будто это — обычное дело. Будто регулярно у тебя просят номер телефона.
— Дала? — процедил я сквозь зубы.
Ты потушила окурок:
— Собиралась, потом передумала.
Я собрал всю волю в кулак. Хотя внутри закипал!
— И что же тебя остановило?
Ты посмотрела на меня. Таким спокойным, обыденным взглядом. И тихо ответила:
— Ты.
С мойки ты вскоре ушла. И не потому, что тебе надоело работать. Тебе надоело работать со мной.
— Лучше порознь, — рассуждала ты здраво.
Боялась, что мы станем той самой парой, которые «срутся друг с другом все дни напролёт». А я боялся тебя отпускать! И даже отца уболтал сказать, как наш автосервис нуждается в тебе. Он обещался платить тебе полную сумму. Перед этим поставил условие, что половину будет вычитать из моей же зарплаты. Ведь мойщица ты была так себе.
Но ты не купилась на деньги! Твоё отношение к ним было странным. Ты всегда их хотела. Но получив, обычно старалась скорее избавиться. Покупала бельё, как в рекламе. А потом соблазняла меня. Ты была такой вкусной! Повсюду. Я питался тобой. Я перестал высыпаться, но выглядел бодрым. Я забросил качалку, но был в лучшей форме в тот год.
Отец вздыхал, утверждал, что у нас конкуренты. Но мне было не до того! Как-то раз он прикрыл за мной дверь и сказал:
— Посиди со мной пару минут.
Мы были в офисе. В кабинете, где он обитал, стоял чайник, расшатанный стол и сервант. Я опустился на стул и потёр переносицу.
— Симпатичная, — папа выглядел бодрым. Он погладил рукой светлый ёжик волос.
Я усмехнулся:
— Спасибо.
Взгляд его сделался странным. Погас.
— Твоя мать тоже была симпатичная.
— Так она и сейчас ничего! — обиделся я. Думал, что папа имеет ввиду мою маму, Татьяну.
Но он покачал головой:
— Я об Алле.
— О… маме? — переспросил я на «всякий пожарный». И папа кивнул. Он сидел, подперев подбородок. Щетина на нём отросла.
— Да, о ней, — произнёс опечаленным тоном. Так, словно она только вчера умерла.
— Я помню, — ответил ему.
Хотя в моём случае было логичнее сказать: «Я видел». Ведь образ её воскрешали альбомы. Демонстрируя юную, яркую, беззаботную. В обнимку с сестрой. «Сирота» — это слово совсем не вязалось в моём понимании с жизнью, которую я коротал под опекой у тёти. Она называла меня своим сыном. И я иногда забывал, что по факту всего лишь племянник, сын младшей сестры.
Папа поднялся, прошёлся по комнате. Он всегда был высоким и статным. Так его называла жена. Но в тот момент он как будто уменьшился. И я понял, что речь не об этом! Что самая важная часть его откровений ещё впереди.
Он уселся обратно и выдвинул ящик стола. На свет появилась бутылка. А следом за ней и две стопки.
— Ты ж за рулём, — напомнил «на всякий пожарный».
— Ага, пешком дочапаем, — обречённо ответил отец и плеснул в обе стопки.
Я покосился на жидкость внутри.
— Помянем? — услышал, и был обязан её осушить. За маму! Ведь так?
Дядь Серёжа, отец, покривился. Занюхал в кулак. И сказал:
— Я любил её, сильно.
Я замер:
— Кого? — произнёс сдавленным голосом. Глоток опалил пищевод.
— Аллу, — отец усмехнулся. Но смешок вышел горестным. Он, как мальчишка сидел, ковырял на столе какую-то соринку.
— Любил… в смысле? Как сестру? — уточнил я… на «всякий пожарный».
— Как любимую, — выдохнул папа и провёл по лицу.
Мы так долго смотрели друг другу в глаза. Я пытался найти в его взгляде улыбку. Хотя! Как можно шутить о таком? Что он искал в моём взгляде, не знаю. Но, не найдя, уставился в стол.
Всё, что он высказал после, было как бред сумасшедшего. Но я слушал внимательно, не перебивал. И только в конце излияний спросил:
— Это правда?
Он кивнул, и устало уткнулся в ладони. Словно этот рассказ обессилил его! Он говорил, что с моей матерью, Аллой, они повстречались ещё в институте. И полюбили друг друга. Он был уверен в этом! Но Алла его предала, за что он её не винит. Как и себя самого. За то, что решил осчастливить сестру. Старшая, Таня, была влюблена в него тайно. У них с Аллой разница в год. Всего ничего! Потому вечно спорили между собой. На этой почве они разругались.
Алла с Аркашей уехали жить в Академгородок. Аркадий, мой папа, изучал какую-то хрень в институте. Вскоре им дали квартиру. Ту самую, куда я возил тебя осенью. Ту, где стояла «теплушка». И они стали жить-поживать! До тех пор, пока бабуля не нашла веский повод собрать всю родню. Она умерла.
Серёжа с Танюшей времени зря не теряли. Она любила его за двоих! И Сергей постепенно оттаял. Душа зажила и открылась навстречу. Но «очная ставка» на кладбище что-то сломала внутри. Любовь не прошла, а угасла на время. И вспыхнула снова. С удвоенной силой! Сергей с Аллой стали встречаться за спинами любящих близких людей. Потом их настигло прозрение. Точнее, её.
Алла сказала, что ждёт ребёнка от мужа. Но от мужа ли? Как ни пытался дознаться Сергей, но не мог. А теперь… Когда медицина шагнула вперёд и сделать тест на отцовство стало посильной задачей….
— В общем, ты мой сын.
Я подтвердил:
— Я всегда был твоим сыном.
— Ты Сергеич, — добавил отец.
Я хмыкнул:
— А тут ты не прав. Я Аркадьевич, — сказал я и вышел из офиса.
Я в тот момент был растерян и зол. Всё смешалось! Хотелось тебе рассказать, этот груз мне казался таким неподъёмным. Но стыд не давал! Ведь я же всегда говорил: «Как они». Как мои мама с папой. Любить и быть рядом «в болезни и здравии». А на кого мне ровняться теперь?
Я был сокрушён! И даже твои поцелуи в тот день не спасали.
— Вить, ты чего? Что-то случилось? — ты была как детектор, ты чуяла всё.
Но у меня не хватило решимости «вывалить» правду.
— Да так, устал чё-то.
— Ты совсем не отдыхаешь, — ответила ты, — Так ведь тоже нельзя! Ты мне нужен
