— Ло, конечно, рассказала тебе, как мы все глубоко порочны? — Мистер Флетчер засмеялся.
Эмили смотрела на него во все глаза. Нет, никогда ей не понять людей, которые говорят подобные вещи. Наверное, такая манера общения у них считается нормой? Она беспокойно заерзала на диване. Чего доброго, все четверо выберут ее в конфиденты и по очереди будут жаловаться друг на друга.
— Нет, что вы!
— Я думаю, что все мы нормальные прекрасные люди, просто у каждого есть свои слабости. — Он вздохнул. — А еще я думаю, что под крышей каждого дома обязательно прячется какая-нибудь тайна, которая могла бы шокировать всех остальных. Так?
Мистер Флетчер смотрел на нее не мигая. В этот момент Эмили показалось, что о проделках ее отца он знает гораздо больше, чем все остальные и даже Иден.
— Э-э… вы намекаете на нашу семью?
— Конечно. И на вашу, и на нашу. Ло, должно быть, вчера пытала тебя на предмет денег?
— Нет, что вы.
— Брось. Ей всегда не давал покоя вопрос, откуда Иден берет столько денег и куда потом их девает.
— А вы… знали на него ответ?
— Конечно! Мы с твоим папочкой вместе ходили в казино. И не только в казино.
Эмили показалось, что мир переворачивается с ног на голову. Только что она думала, что оторвалась от своего прошлого, обрела если не покой, то по меньшей мере неприкосновенность, что призраки пережитого не смогут больше побеспокоить ее, а тут…
— Не пугайся, Эми. Твой отец, что бы про него ни говорили, был прекрасный человек. Да, конечно, он немного пошалил в последние годы, но… у него были на то свои причины. Поверь мне, я знаю.
Она исподлобья смотрела на него. Что он имеет в виду? Он знает какую-то тайну, связанную со смертью отца?
— Впрочем, всему свое время, — словно прочитав ее мысли, сказал тот. — Однажды ты поймешь, что он не предавал вас, и перестанешь на него обижаться.
— А я и не обижаюсь! И вовсе…
— Значит, Иден обижается.
— А с чего вы вообще взяли, что кто-то обижается?
— Он сам мне сказал.
— Кто?
— Роберт.
Эмили выразительно посмотрела на мистера Флетчера.
— Когда?
— Не помню точно. Года два назад, по-моему.
У нее пропал дар речи. Вот тебе и добрый старик. Вот тебе и любовница, которая чуть старше Сандры. Свихнулся дядюшка на старости лет!
— Ну что ты на меня так смотришь? У меня с головой все в порядке. Просто твой отец мне часто снится. И разговаривает со мной во сне. Неужели он к тебе ни разу не приходил?
— Нет. Мне вообще редко снятся сны.
— Сочувствую. А впрочем, это хорошо.
— Ну а… что вам говорил папа во сне?
— Многое. Он очень переживал за тебя. Считал, что вы с Иден на него обижаетесь.
Эмили опустила глаза: интересно, а что вообще известно мистеру Флетчеру о долгах отца? Скорее всего, не меньше, чем ей самой, а может, и больше.
— А однажды он пришел ко мне во сне и попросил спасти малышку Эми.
Она резко вскинула на него взгляд.
— Но я не знал, как это сделать, и вообще не понимал, что он хочет. Вы с Иден окопались у себя в Вашингтоне, словно в крепости, сами никуда не выезжали и никого не пускали к себе.
— Маме просто было так удобней.
— Не сомневаюсь. Но Роберт переживал за тебя, а не за Иден. Впрочем, я зря все это тебе рассказываю. Мне кажется, ты мне не веришь.
— Это не самый главный вопрос, — уклончиво ответила Эмили. — Меня больше волнует, для чего вы мне это рассказываете. Что хотите этим добиться?
— Сам не знаю. Может, пришла пора оправдать его в твоих глазах, а может, выполнить его просьбу. Не знаю.
— Выполнить просьбу, это значит спасти? — улыбнулась Эмили. — От кого?
— В этом мире, — назидательно изрек он, — простых смертных нужно спасать только от себя самих. Ибо главный враг сидит внутри каждого из нас.
А дядюшка-то и правда свихнулся, заключила Эмили, почувствовав почему-то огромное облегчение. Мысль о том, что он может быть прав и отец действительно приходил к нему во сне, вызвала у нее массу неприятных эмоций. Ей не хотелось больше бередить эту рану, а уж тем более становиться главным действующим лицом в новом витке отцовской истории. «Спасти крошку Эми» — здорово придумано, только она как-нибудь сама во всем разберется.
— А мистер Тамерлейк действительно хороший человек, — неожиданно добавил Флетчер.
— Я и не спорю.
— Ло все мечтала выдать за него Сандру, не получилось. Но ей совершенно не хочется отпускать его из нашей семьи, и не потому что у него миллионы в собственных банках, а потому… Но тут я подумал о другом.
— Выдать меня за него?
— Ну зачем так сразу. Впрочем, тогда в некотором смысле ты будешь спасена. Это очень хороший, состоятельный и…
— Спасибо, но я не нуждаюсь в деньгах. Мистер Флетчер, вы затеяли этот разговор и сочинили просьбу отца, чтобы просватать меня за Тамерлейка? Я понимаю, он ваш друг, у него не складывается личная жизнь и вы хотите ему помочь, но я не гожусь для этого.
— Да-да, — задумчиво проговорил он, словно и не слышал ее последних слов. — Конечно, ты не нуждаешься в деньгах. Но у тебя же на лице написано, что тебя что-то мучает. Глядя на тебя, невольно думаешь: бедная девочка!
Эмили вздрогнула. Первый об этом ей сказал Кларк Стайлинг. Неужели действительно так заметно?
— Я не бедная девочка.
— Ах да. Бедная богатая девочка.
— Между прочим, многие могли бы мне позавидовать.
— Это только на первый взгляд. Ло пришла, слышишь? Эми, я прошу тебя, пусть этот разговор останется между нами.
— Пусть. В вашей семье, по-моему, все остается между. Между правдой и вымыслом, сном и явью, между адекватностью и безумием.
— Так и есть, — засмеялся он.
— Только не надо говорить мне: «Добро пожаловать в нашу сумасшедшую семью!» Я это уже слышала.
Все-таки она решила последовать совету Мишель и позвонить Кларку Стайлингу. В ее памяти то и дело всплывала сцена прощания на вокзале и его фраза: «Ваше общество удивительным образом располагает сочетать фантазии с предельной откровенностью». Какой бы смысл он ни вкладывал в эти слова, но звучали они очень интригующе.
Все-таки в нем есть определенный шарм и притягательность, это чувствуешь сразу, думала Эмили. Мишель называет такие вещи харизмой.
На визитке был напечатаны только цифры и больше ничего. Эмили достала свой мобильный и принялась нажимать кнопки. Примерно на середине набора она резко захлопнула телефон, зачем-то засунула его под диванную подушку и села, обхватив голову ладонями.
Почему она так разволновалась? Может быть, это болезнь такая: при контакте с мужчиной краснеть, бледнеть, терять сознание, опрокидывать стулья (в кафе с Ричем), а потом рыдать от неразделенной любви? Мишель, конечно, говорила, что она суперчувствительная особа, но такая чувствительность переходит всякие границы.
