Джулия была в отчаянии — она никак не могла придумать предлог, чтобы не надевать на бал это старомодное нелепое платье. Но она ничего не могла сделать, кроме как наотрез отказаться от него без всяких дальнейших объяснений. Надо было с самого начала, когда речь только зашла об этом платье, проявить твердость и не соглашаться его перешивать, с сожалением размышляла она. Однако ее растерянное молчание было принято за знак согласия, и Уна немедленно, не дожидаясь дальнейших возражений, вызвала из деревни Розу, которая всегда рада была услужить. Сначала она даже пыталась обсудить с Джулией, как лучше перешить платье, но Джулия, видя, что никакой перекрой не поможет старому, безнадежно вышедшему из моды наряду, не проявляла к этому ровно никакого интереса, и Уна решила действовать по-своему. Уна вздохнула:
— Джулия, детка, мне хочется, чтобы ты поактивнее принимала в этом участие. В конце концов, мы с Розой делаем все, что можем. Я ведь не прошу слишком многого — только чуть больше интереса.
Роза самодовольно усмехнулась:
— Так оно и есть, мисс Джулия. И поверьте мне на слово, лучше миссис Муртаг вам никто не посоветует, хоть всю Ирландию обойди. Все знают, что миссис Муртаг была в таких шикарных местах и вращалась с такими шикарными людьми, что вам и не снилось. Она лучше знает, что вам пристало носить, какой фасон больше к лицу, так что не стоит нос воротить и думать, что вы умнее.
Но даже Уна не смогла перенести такую порцию откровенной беспардонной лести. Она чуть смущенно рассмеялась и заметила:
— Ну, Роза, это уж ты чересчур. Но в одном ты права, я могу отличить приличное платье от дурного.
В этот момент раздался стук, и в открытую дверь просунулась голова Конора.
— Можно мне войти, или тут какие-нибудь женские секреты?
— Как будто ты сам не знаешь! — строго ответила его тетушка.
— Признаться, когда я увидел, как вы все устремились в старую пошивочную, да еще с такими таинственными лицами, у меня возникли кое-какие мрачные подозрения. — Он придирчиво оглядел Джулию, которая, сгорая от смущения, словно кукла, стояла посередине комнаты на всеобщем обозрении. — Ага! Теперь, когда моим глазам предстало то, что вы сотворили, я вижу, что мои самые мрачные подозрения подтвердились.
Роза зашипела и быстро вынула изо рта все иголки.
— Что это такое, мистер Конор, как это вы можете так говорить?
Продолжая с серьезным видом осматривать Джулию со всех сторон, Конор обошел ее.
— Так… Если хотите знать мое мнение, дамы, этот наряд скорей похож на тряпье для домашней театральной постановки и предназначен, видимо, для главной героини в истрепанной мелодраме. Что-нибудь вроде «Времени цветения лилий»…
— Твоего мнения никто не спрашивал, — строго указала ему Уна, нисколько не смущаясь его нападками.
— Сказать такое, когда мы стараемся тут изо всех сил, чтобы мисс Джулия была на балу центром всеобщего внимания! — раскрасневшись, выпалила оскорбленная Роза.
Конор с отвращением покосился на большой портняжный стол, на гладильную доску и швейную машинку.
— М-да, уж она будет в центре всеобщего внимания, Роза, можешь за это не беспокоиться. Только вот вопрос — будет ли в глазах гостей восхищение или насмешка?
— Ты совершенно невыносим… Впрочем, как обычно. Конор, уймись, — холодно ответила Уна. — А тебе разве не надо сейчас быть на работе?
Конор сунул руки в карманы и, сутулясь, не спеша подошел к окну.
— Я сегодня праздную: продал один старый полуразрушенный особняк доверчивому иностранцу.
— И что, ты не мог найти себе занятия поинтересней, чем докучать нам своими неуместными замечаниями?
— Замечания мои вполне уместны, и хочу сказать, что на данный момент у меня нет более насущного интереса, чем проследить, чтобы Джулия из-за своего доброго сердца не попала в глупое положение и не стала на балу всеобщим посмешищем.
В комнате повисло возмущенное молчание.
— Право же, Конор, я готова терпеть твое нахальство, — ледяным тоном заговорила Уна, — но только до известного предела. Ты заходишь слишком далеко. Полагаю, что, как джентльмен и человек воспитанный, ты должен немедленно извиниться перед Джулией.
— Дело в том, что я, увы, не джентльмен. Полагаю, что если бы вы, прежде чем приниматься за это бесполезное занятие, поинтересовались, что думает по этому поводу сама Джулия, то поняли бы, что бедняжка в ужасе от вашей затеи.
И тут совершенно неожиданно слова Конора достигли цели. Уна перевела вопросительный взгляд на Джулию.
— Ведь это неправда, моя милая? — спросила она, побледнев.
Джулия, потеряв дар речи от неловкой ситуации, в которой она оказалась по милости Конора, буквально не знала, что сказать. Она отчаянно пыталась придумать что-нибудь, но на ум ничего не шло.
Конор, абсолютно невозмутимый, спокойно смотрел на нее, не вынимая рук из карманов.
— Ну, ну, Джулия, давай, «скажи всю правду и посрами лукавого». Это же ясно, что ты в шоке от этой задумки… Кому же понравится появиться на балу в этом старомодном рубище, залежавшемся в нафталине?
В напряженной тишине, которая наступила после его слов, вдруг послышался душераздирающий крик. Вслед за этим последовал истерический хохот. Лицо Уны изменилось, и, окаменев от неожиданности, она смотрела попеременно то на Джулию, то на Розу. Даже Конор на мгновение потерял свою невозмутимость.
— Это наверняка кричала Стация, — сказал он. — А демонический смех за сценой, скорее всего, принадлежит Китти. Да-да, я узнал характерные визгливые нотки.
— Это не смешно, — оборвала его Уна, отчаянно крутя колеса своего инвалидного кресла. Нисколько не успокоенные легкомысленным объяснением Конора, дамы все разом ринулись вниз, на кухню. Роза, сгорая от любопытства, припустилась бежать впереди всех, за ней по пятам следовали Джулия и Уна в кресле. Конор беспечно замыкал процессию.
В кухне их ждала сцена, которую потом Конор описал как «чистый Гоголь». Стация сидела на стуле с выпученными глазами. Около нее на столе лежала разделочная доска и огромный нож. Фартук весь промок от крови, которая струилась из глубокого пореза на руке. Тем временем Китти укрывалась от этой кровавой сцены в углу между стеной и буфетом и время от времени издавала рулады нервного истерического смеха.
Не колеблясь ни минуты, Конор подошел к девушке и с силой залепил ей пощечину. Словно выключенная из розетки, Китти немедленно замолчала, прервавшись на визгливой ноте, на лице ее застыло выражение глупого удивления.
— Не надо было так делать, мистер Конор, — с упреком сказала она. — Я и сама бы остановилась в свое время.
