на той самой огромной кровати. Я чувствовала горячие губы у себя на губах, сильные руки скользили по моей блузке, прижимая крепко, но осторожно… и вот уже блузка, та самая, с неприличным декольте расстегнута – как это случилось, я и не заметила.
Но почему-то меня это уже не смущало, словно это было совершенно естественно: мы с Алексеем Александровичем лежим на кровати, сплетаясь телами и не разрывая поцелуя, словно бы целоваться нам так же необходимо, как и дышать, и если сейчас мы хоть на секунду оторвемся друг от друга, задохнемся, умрем, пропадем.
Я прерывисто втянула носом воздух, и кружение остановилось. От моей одежды, волос пахло сигаретным дымом и пьянкой, а еще дешевыми духами. Этот неприятный запах вмиг навеял воспоминания обо всем что случилось: о масляных взглядах, о Светлане, о предложении поменяться, о том, как находчиво выкрутился из этой ситуации мой босс. Сейчас почему-то это коробило. Теперь, когда он сжимал меня в объятиях, мне почему-то хотелось, чтобы он тогда встал, крепко сжал кулак и врезал мэру по его лоснящейся квадратной харе.
Алексей Александрович снова поймал мои губы, и все эти видения развеялись, но тут же вернулись. Запах. Это ведь от меня сейчас пахнет пьяным угаром и приторно-сладкими духами, которые я купила в привокзальном ларьке, чтобы дополнить свой неповторимый образ.
– Я в душ, – тихо шепнула я на ухо, понимая, что это – капитуляция, однозначная и безоговорочная, и все доводы разума в эту секунду то ли смолкли, то ли не были мною услышаны.
Это было согласие – глупое, нелепое в этой ситуации, ну и пусть!
Оказавшись в душе, я сделала воду прохладной, в робкой надежде, что, может быть, это хоть как-то остудит мой пыл, но картины, одна жарче другой проплывали перед глазами. На губах еще горели его поцелуи, а тело помнило его руки, и я хотела немедленно, сейчас же вернуться и вернуть всё это себе. А дальше – хоть трава не расти.
Я наскоро промокнула волосы полотенцем, завернулась в другое полотенце – белоснежных банных халатов, как в приличных заведениях, тут было не предусмотрено – и вышла из ванной, осторожно ступая, останавливаясь на каждом шагу, не в силах решиться и все-таки войти в ту дверь. И все-таки, долгий путь был пройден.
Я открыла дверь и… услышала тихое похрапывание. Алексей Александрович спал – в одежде, по диагонали, в той самой позе, в которой я его оставила.
Я застыла, раскрыв рот. Это не могло быть правдой. Может быть, опять какая-нибудь его идиотская шуточка? Заразился от мэра недержанием юмора?
Я подошла поближе, чтобы вглядеться в лицо. Нет, никакой ошибки. Алексей Александрович спал с безмятежностью ребенка, только что не улыбался во сне. Похоже, что он был совершенно счастлив. Я вздохнула, сгребла угол покрывала и набросила на босса: под утро его наверняка будет знобить, а сама вышла из комнаты и устроилась на диванчике, внезапно оказавшемся довольно мягким и удобным. И вопреки ожиданиям, моментом уснула.
Когда я проснулась, первой мыслью было: как я буду смотреть боссу в глаза после вчерашнего? Ему-то хорошо, у него есть объяснение: он был пьян. А я чего?
Но смотреть в глаза мне никому не пришлось: ни глаз, ни самого Алексея Александровича уже не было. Не появился он через час, и через два тоже не появился. И только через три часа, когда я уже начала подозревать, что он сбежал, бросив и меня, и свои вещи, и даже сумку с паспортом и ключами (не спрашивайте, как я это выяснила), Алексей Александрович ворвался в номер, широко улыбаясь и с порога заявил:
– Дина! Мы молодцы! Заказ наш! Поздравляю! Мы прекрасная команда!
Бодрым шагом пересек комнату, уселся напротив меня и выдохнул:
– Ну, рассказывайте!
– Что рассказывать? – не поняла я
– Всё. Ни черта не помню! И голова гудит… Чтоб я так пил – больше ни за что! Найму себе еще одного зама и вменю это ему в обязанность.
Я даже не сразу нашлась что сказать и какое-то время молча вглядывалась в его лицо. Это что, не шутка? Он действительно ничего не помнит? А значит, и оправдываться мне вроде как не в чем? В конце концов, я ведь не обязана рассказывать ему вот прямо вообще всё!
Вообще-то поверить в такое было трудно. Вчера Алексей Александрович выглядел вполне вменяемым. Да и сегодня он совсем не был похож на человека, который может не помнить, что произошло. Поэтому, рассказывая о событиях вечера, я внимательно наблюдала за мельчайшими оттенками настроения босса и пристально следила за тем, как он реагирует: не проскочит ли фальшь или еще какое-нибудь мимолетное выражение лица, которое позволит утверждать со всей очевидностью, что все он помнит, просто притворяется.
Вот я рассказываю о том, как чудо мэр глупо шутил, а Алексей Александрович заливисто смеялся и отвешивал ему комплементы. Он кивает: что-то такое еще помнит, да-да…
А вот я подхожу к трагическому моменту, когда Геннадий Игоревич предложил поменяться дамами, и вижу, как заходили желваки на лице босса, глаза сузились в щелки, а пальцы сжались в кулаки.
Хм, а вот такой Алексей Александрович запросто мог бы разукрасить физиономию мэра не слишком художественной росписью! На душе как-то сразу потеплело.
Вот я рассказываю, как изящно он выпутался из ситуации, и мой босс удивленно вскидывает брови: мол, ну надо же… справился.
Теперь продолжаю о том, как мы путешествовали по коридорам. Я пешком, а он на моих хрупких плечах. Он отводит глаза, краснеет и бормочет что-то невнятное со словом «извините» внутри.
А теперь переходим к тому, как он прошелся по моему наряду. Алексей Александрович смущен, а в том месте, где звучат слова «вокзальная путана», и вовсе сокрушенно качает головой.
– Простите, Дина, я совершенно так не думал. Да, наряд несколько смелый, но такое… Я себе даже не представляю, как я мог…
Я вгляделась в него так тщательно, словно планировала разобрать на молекулы и запоминала, как они сейчас расположены, чтобы без ошибок собрать обратно. Но, увы. Или Алексей Александрович – гениальный актер и сцена многое потеряла от его ухода в бизнес, или он говорил чистую правду.
– Надеюсь, на этом всё? – он смотрел на меня почти умоляюще.
Я еще раз просверлила его взглядом.
Невероятно! Уму не постижимо! Но, кажется, диагноз тут ясен. Полное выпадение памяти на алкогольной почве. Он действительно ничего не помнит.
Ну что ж, тем лучше.
– Слава
