– Миссис Браун сумела определить размер ваших сапожек. Что до остального, я сам сделал разумное допущение: S – «самый маленький».
Щеки Кэрол жарко вспыхнули.
– Просто не знаю, что и сказать, – пробормотала в замешательстве девушка.– Я для вас совершенно чужой человек, однако вы...
– Предметы одежды принимаются в подарок только от официального жениха? – проворчал он, и Кэрол смутилась еще больше.
– У меня нет жениха, и я вовсе не это имела в виду! Просто вы так бесцеремонно ведете себя.
– Упрек принят к сведению.– Фрэнк Мэтьюз прислонился к дверному косяку, засунув руки в карманы; на нем был тот самый безукоризненно строгий костюм, при виде которого она всегда робела и смущалась.– Похоже, мне следовало переодеться, прежде чем заявляться с подарками, – негромко заметил он, поймав растерянный взгляд Кэрол.– В этой ипостаси я вам не по душе, верно?
– Уверяю вас, я не в первый раз вижу мужчину в костюме, – чопорно произнесла Кэрол, но он словно не расслышал ее слов.
– Я чувствую ваш страх. Когда я в повседневной одежде, вы готовы очертя голову ринуться в словесную перепалку, но, когда я при параде, почему-то пугаетесь.
Не то чтобы пугаюсь, мысленно поправила Кэрол. Ощущение это скорее следовало назвать благоговейным ужасом. В костюме Фрэнк Мэтьюз выглядел особенно недосягаемым, а его темные живые глаза казались еще более проницательными. Кэрол снова начала ощущать себя нахальной самозванкой, которую того и гляди уличат.
Фрэнк выпрямился и поправил манжеты рубашки, собираясь уходить.
Непроизвольно ее взгляд упал на его руки – руки интеллектуала: безупречной формы, с длинными, чуткими пальцами, и в то же время сильные. И в воображении возникли другие руки: крупные, с толстыми, мясистыми пальцами.
– Что случилось? – Голос Фрэнка доносился откуда-то из-за спины, и Кэрол поняла, что ее странная реакция не позволила ему уйти.– Поверьте, я обычно спасаю людей, а не нападаю на них. Вы смотрите на мои руки так, словно ожидаете, что я вас вот-вот задушу!
– Вы тут ни при чем.
Внезапно нахлынувшие воспоминания совершенно парализовали волю Кэрол, голос ее беспомощно дрогнул. А ей-то казалось, что былые страхи давно канули в никуда! Впрочем, кого она обманывает? Прошлое и сейчас нередко оживало в ночных кошмарах.
– Если я ни при чем, тогда кто же?
Фрэнк развернул ее лицом к себе, в голосе его послышались властные ноты. Но Кэрол никому не поверяла своих тайн и не собиралась отступать от этого правила.
– Никто, – с трудом выдавила она.– Все это пустяки. Просто голова закружилась.
– Кэрол, я же врач, – мягко заметил Фрэнк.– Дело не в головокружении. Вы испуганы, что-то внушает вам страх. Если бы вы рассказали, что именно, возможно, я мог бы...
– Нечего тут рассказывать! – твердо повторила Кэрол.– А если бы и было, я бы обратилась отнюдь не к вам. У меня есть друзья, вы для меня человек совершенно посторонний.
– Чаще всего помочь способен как раз посторонний человек. Кроме того, не такой уж я посторонний: раз уж нам предстоит прожить месяц под одной крышей, – усмехнулся Фрэнк.– А впрочем, не хотите рассказывать – не надо. Тогда лучше займитесь подарками – это мигом прогонит все страхи.
– Я не могу принимать от вас подарки! – взмолилась Кэрол.– Конечно, мне нужны теплые вещи, но если вы мне скажете, сколько я вам должна…
– Ну уж нет! – Фрэнк Мэтьюз покачал головой, и, в очередной раз встретившись с ним взглядом, Кэрол дрогнула и отвела глаза.– Считайте, что это – премия. Под вашим заботливым присмотром отчим просто преобразился. И всего за один день! Он не перетруждает себя, радуется жизни, напрочь позабыл о меланхолии. Вот за это я вас и премирую. А если вы снова заведете разговор о деньгах, я, чего доброго, передумаю и впрямь задушу вас!
– Но я только исполняю свои обязанности.
– О, совсем не только. Вы взяли на себя часть моих забот и часть забот миссис Браун. У вас чертовски хорошо получается, Кэрол! Боюсь, что по истечении оговоренного срока я просто не смогу отпустить вас. Придется выдумать для вас новое занятие.
Она не смогла сдержать довольной улыбки: похвала из уст Мэтьюза казалась ей высшей наградой.
– В моем распоряжении только месяц, – с невольным сожалением сказала она.
– Почему?
Не ожидая подобного вопроса, Кэрол чуть было не упомянула об отпуске за свой счет, но, по счастью, вовремя спохватилась.
– У меня другие планы.
– Ладно, поглядим.– Негромко рассмеявшись, Фрэнк постучал носком ботинка по коробке.– Здесь – сапоги. К ним прилагаются шерстяные носки. Только не бегите сразу вниз жаловаться, что обувь вам велика. Носить такие сапоги —целое искусство. Лучше, конечно, сразу родиться северянином, но у меня такое предчувствие, что вы научитесь. Вы производите впечатление весьма неглупой особы – когда даете себе труд сдерживать эмоции!
Фрэнк вышел так же неслышно, как и вошел, и Кэрол беспомощно уставилась на закрытую дверь. Что за нелепость! Почему он с самого начала обращается с ней, как с ребенком? Похоже, этот человек полагает, что у него есть право отчитывать ее за то, что вышла на мороз, а затем вознаграждать за хорошо исполненную работу. Впрочем, при мысли о похвале Фрэнка Мэтьюза она снова преисполнилась неподдельной гордости.
Кэрол принялась лихорадочно разворачивать свертки. Сердце ее сладко замирало в предвкушении чуда, как это бывает только под Рождество. Сейчас она и в самом деле ощущала себя ребенком.
В одном из свертков оказалось два свитера, черный и белый, в другом – две пары рейтуз и совершенно необходимые шерстяные носки. Девушка с облегчением обнаружила, что в отношении нижнего белья Фрэнк не стал проявлять излишней инициативы. Однако не забыл огромную пушистую белую шапку!
Кэрол Фаунтин никогда в жизни никто не баловал. На глазах почему-то выступили слезы. Она не думала, что от радости можно заплакать.
На следующее утро Кэрол проснулась гораздо раньше обычного и сразу поняла: что-то изменилось. В ясном зимнем небе сияло солнце! Кэрол подбежала к окну и застыла, любуясь пейзажем. Резкие очертания сгладились, дальние поля и перелески предстали перед ней в своей первозданной красоте. И хотя в воздухе наверняка разливался леденящий холод, Кэрол могла теперь его не бояться.
Ощущения прошлого вечера не угасли: она по-прежнему чувствовала себя счастливым ребенком – ребенком, которого балуют и хвалят, на которого смотрят с добродушной усмешкой и теплотой. Никогда в жизни Кэрол не испытывала ничего подобного! Ей всегда приходилось следить за каждым своим шагом, и это сделало ее настороженной и резкой. А вот сегодня к ней вдруг пришло небывалое ощущение свободы – упоительное и ликующее. И хотя Кэрол понимала, что долго оно не продлится, душа ее пела и рвалась на волю. Хотелось выбежать за порог, в золотое утреннее сияние, насладиться этим новым, непередаваемо прекрасным, раскрепощающим чувством!
