Водитель Дмитрия Львовича ждал ее на крыльце.
— Елизавета Андреевна, Дмитрий Львович просил вас не уезжать домой. Он хотел бы с вами пообедать. В «ПушкинЪ», в три. Могу вас туда отвезти? — Водитель услужливо открыл дверцу, Лиза села. Дверцу машины он не закрывал — ждал ответа.
— Можешь, — устало сказала она.
Дмитрий ждал ее за столиком на втором этаже. Лиза поднялась на лифте, отыскала мужа глазами. Он встал, когда она подошла, и продолжал стоять, пока официант не помог Лизе сесть. Обед уже был заказан. Лиза с горечью отметила, что и здесь ее никто не спросил. Настроение испортилось окончательно.
Из окна, у которого они сидели, лился яркий морозный свет. Дмитрий молчал. Лиза от нечего делать теребила салфетку и рассматривала мужа, пытаясь сравнить его с тем молодым человеком, которым он был тринадцать лет тому назад. Когда Машка была маленькая. Когда он только-только открыл свое собственное дело. Дима сильно располнел за это время, волосы чуть поредели, откуда-то появилась перхоть, зато взгляд стал самоуверенным и надменным. Он смотрел на людей только в упор, не стесняясь и не боясь показаться бестактным. Во всех его движениях читалось презрение к окружающим. Он не давал себе труда разобраться, кто перед ним: официант, портье, заместитель, партнер или жена. Все были для него слишком мелки, и всех он одаривал одним и тем же сверлящим холодным взглядом.
— Ну, как? — нарушил он, наконец, молчание.
— Плохо, — в тон ему ответила Лиза.
— Что, Виктор отказался помочь?
— Да что ты. Он-то как раз полон энтузиазма. Я не хочу.
— Это неразумно. — Дмитрий, видимо, дал себе зарок изъясняться только односложными фразами. — Попробовать стоит.
— А мы можем сменить тему? — Лиза боялась выйти из себя. Все-таки общественное место.
— Можем. Но я искренне хочу, чтобы ты поправилась.
— Я здорова, — процедила Лиза сквозь зубы. Она подумала, что он специально не стал дожидаться вечера, чтобы не заводить опасных разговоров дома. Там она бы впала в истерику снова. Здесь ей придется сдержаться — он знал, как она щепетильна по части демонстрации своих эмоций на людях.
— Хорошо. Но ты переживаешь. И это сказывается не только на мне. На детях тоже.
Лиза поджала губы. Значит, вот как. Неприкрытый шантаж.
— Дети не знают.
— Лизонька, — Дима, наконец, сменил застывшее выражение надменных глаз на что-то более человеческое, — ты зря так думаешь. Они все видят. Спрашивают меня, «что случилось с мамой». И что мне им сказать? Я же и сам не пойму, что конкретно произошло. Наша дочь сделала выбор. Я считаю его правильным. Вот и все.
— Это не Машка! — прошипела Лиза. — Это все ты! Ты ей внушил. Если тебя так тяготит присутствие в доме взрослой дочери, то мне оно жизненно необходимо!
— Не говори ерунды. — Дмитрий оставался спокоен. — Я люблю ее не меньше, чем ты. А в тебе говорит материнский эгоизм. — Лиза всхлипнула, припоминая собственные мысли в этом ключе. — Опасная штука, между прочим. «Я растила, я воспитывала, а она теперь меня бросает». Так нельзя! Нужно уметь принять все как есть. Даже если нам это кажется неправильным.
— Слишком много всего я принимаю «как есть»! — снова прошипела Лиза. — Если бы Машка сама придумала! Так ведь нет. Ты! Ты навязал. У Машки и в мыслях не было такого.
— Дорогая, не так-то просто разобраться в мыслях другого человека, — назидательно произнес Дмитрий Львович. Лиза едва сдерживалась, чтобы не плюнуть ему в лицо. Он продолжал: — Неважно, насколько близок тебе человек, — чужая душа потемки.
— Это уж точно! — бросила Лиза. — Мы семнадцать лет муж и жена, а я, оказывается, совсем тебя не знаю!
— Семнадцать с половиной, — поправил Дима. — Кстати, ты наверняка не помнишь. Но у нас с тобой сегодня юбилей — двадцать лет назад, в этот самый день, ты впервые разрешила мне себя поцеловать.
Лиза от неожиданности даже замолчала. Не может быть, чтобы циничный и всегда расчетливый Дима помнил такие вещи. Может, соврал? Она автоматически переключилась с мыслей о Кембридже на воспоминания. Видимо, этого супруг и добивался.
Лиза была уверена, что тогда была зима, что они ходили в кино — на какую-то премьеру. Кажется, в «Пушкинский». Только дату она напрочь забыла. Ей было девятнадцать, ему — двадцать один. Вроде бы не дети уже. Но Лиза не позволяла своему пламенному ухажеру прикасаться к себе. Она уже поняла, что влюбилась. Страстно. Безумно. Без оглядки. Только страшно боялась бытовавших в среде более опытных ровесниц мифов о том, что как только мужчина получает возможность приблизиться к девушке или того хуже — ею обладать, он тут же теряет к ней всякий интерес. Лиза мучила себя и Диму уже целых девять месяцев — даже за руку себя брать не разрешала. И вдруг в кино все изменилось. Показывали что-то очень трогательное и о любви — Лиза не выдержала и сама взяла в темноте Диму за руку. Он воспринял ее жест как команду к действию — не обращая внимания на сидящих сзади людей, притянул к себе и страстно поцеловал. Из кинотеатра Лиза выходила красная как мак. Ей было стыдно и очень страшно. Вдруг действительно бросит. Но Дима никуда не пропал. Наоборот, стал еще внимательнее и ухаживал за ней как за принцессой. Дарил дорогие подарки, приглашал на все интересные премьеры, каждый день приносил цветы. Благо возможность делать все это у единственного сына члена тогдашнего правительства была. Лиза сдалась на свой страх и риск. Они поженились.
— Так что, выпьем за нас? — Дмитрий Львович наблюдал за тем, как перед глазами Лизы мелькают картины из прошлого, и заговорил, только когда она чуть тряхнула головой и посмотрела на мужа осмысленным взглядом.
— Давай. Что ж с тобой поделаешь. — В зрачках Лизы засиял теплый ласковый огонек. Она уже видела перед собой не располневшего и презрительного ко всему мужчину «среднего возраста», а пылкого и шустрого молодого человека. Высокого, красивого, умного и любимого.
Дальше все пошло как по маслу — они больше не заговаривали ни о Кембридже, ни о психотерапевте. Просто вспоминали юность — как познакомились, как поженились, как Машка родилась. Лиза все время, пока они говорили, никак не могла отделаться от навязчивой мысли на тему «какое замечательное было время». Нет, не совсем так — «какое замечательное БЫЛО время».
Домой ее увез водитель. Сам Дмитрий Львович вызвал из офиса дежурную машину. Лиза пребывала в легком и радужном настроении — давно она не чувствовала себя так хорошо. Открыла сумочку, чтобы подправить макияж — ужасно хотелось выглядеть превосходно, пусть для себя самой — и обомлела. Внутри лежала нежно-зеленого цвета коробочка от Tiffany. И когда только Дима успел подложить ее в сумку? Лиза со смешанным чувством удовольствия и любопытства взяла коробочку в руки. От нее исходило приятное тепло — ожидание вернувшегося счастья, вновь открывающей глаза любви. Муж так давно не дарил ей подарков, что она уже и забыла, как это бывает. Как наполняется сердце радостью, как воспаряет душа, которой говорят: «ты нужна», «ты любима», «ты прекрасна». Лиза, трепеща, освободила бархатную коробочку от картонок. Открыла. Усыпанное бриллиантами колечко причудливой и изящной формы сияло благородным светом. Елизавета Андреевна вздохнула с надрывом и, безвольно опустив в сумку раскрытый футляр, спрятала лицо в ладонях. То ли намеренно сделал Дима такой подарок, то ли просто забыл: неизвестно, что хуже. Но подарил он кольцо. Именно то, чего Лиза никогда не могла носить. Браслеты, серьги, кулоны, ожерелья — все это она любила. А вот кольца вызывали резкую идиосинкразию: слишком чувствительной и тонкой была кожа между пальцев, и, надев кольцо, Лиза ощущала себя так, будто оно впивается в кости, причиняя сильную боль. В свое время Дмитрий Львович прекрасно об этом знал. Никогда не делал подобных подарков. И даже спокойно относился к тому, что обручальное кольцо в их семье носит он один. Лиза взяла телефон и набрала номер Димы. Он ответил моментально. Будто специально сидел с телефоном в руках и ждал ее звонка.
