— Конечно, — добавил он, — ничего удивительного, что ты так выглядишь. Ведь ты — моя любовь.
Да, это так — она вся вспыхнула от удовольствия. Затем вырвала руку из его руки, приподняла юбку и сорвалась с места.
— Бежим наперегонки до вершины холма! — выкрикнула она, оборачиваясь назад, чтобы он принял условия ее игры, хотя не сомневалась, что Кол последует за ней. Она уже почти достигла вершины, покрытой мягкой травой, когда сквозь собственный смех услышала его приближающиеся шаги. Он был почти в трех футах от нее. Из последних сил она вытянула руки вперед. Он обхватил ее за талию и повернул к себе.
— Это как раз то место, — сказал Кол, положив руку на шершавую кору дуба. — Я собираюсь вырезать здесь наши инициалы.
Она прижалась к его руке:
— Ты заранее знал это, у тебя есть нож?
— Конечно, — он опустил руку в карман, достал нож и раскрыл лезвие. — Как ты хочешь, чтобы я написал? М. Н. любит К. В., или как-то по-другому?
— По-другому. Так, что бы было свидетельство на века. Через сотни лет я буду знать, что этот день был у меня. Тот самый день, когда Кол Вильямс полюбил меня.
Он повернул ее к себе и крепко прижал, затем взял ее лицо ладонями:
— Сегодняшний день и каждый день отныне.
Его губы захватили ее, уже припухшие от сотен поцелуев, которыми они обменялись. Она руками обхватила его шею и отвечала на каждый его поцелуй собственным, пока выдержало ее сердце и не остановилось дыхание. Тогда Марти немного откинулась назад, касаясь пальцами любимого лица, как бы пытаясь запомнить все его черточки.
— Как я могу тебя оставить? — он проглотил твердый комок, который появился у него в горле, и его глаза заблестели. — Тебя… нет!
Обошел вокруг ствола дерева, взяв нож, но Марти заметила, что другой рукой он трет глаза. При мысли о том, что даже у него наворачиваются слезы, у нее самой они хлынули ручьем.
— Пока ты это делаешь, — сказала она, кладя руку ему на спину и несколько раз погладив его перед тем, как уйти, — я пойду посмотрю на нашего теленочка.
Марти еще некоторое время пристально разглядывала Кола, когда он вырезал по коре дерева, — игра мускулов на его плечах привлекла ее внимание. Их работа, формирующиеся бугры и выпуклости, мощные напряжения и расслабления — все это свидетельствовало об энергии, силе, которая порождала и в ней желание жить, чувствовать, к тому же в безопасности. Невольно волны возбуждения пробежали по ней. В то же время она чувствовала себя, как сытая кошка.
Ей было трудно вспомнить, где они оставили теленка накануне, но по чистой случайности она довольно быстро наткнулась на то место, где они вчера были. Он стоял в траве примерно в пятидесяти ярдах на восток, опираясь на свои слабые еще ножки, вблизи своей приемной матери. Затем шагнув к ее большому круглому животу, принюхался, нашел вымя. Мать повернула голову назад и наблюдала с нежностью за ним, и в ее глазах светилась любовь к этому маленькому существу.
Сжимая собственную грудь, Марти почти физически ощущала, как прижимает к своей груди розовое тельце — ребенка Кола, только Кола.
Внезапно еще руки легли поверх ее рук — Кол привлек Марти к себе.
— Это было бы так справедливо. Ничего бы не было более правильным в этом мире.
Он был так созвучен ей, он читал ее мысли. Она погладила рукой его лоб, склонила голову ему на грудь.
— Я знаю.
— Я поговорю с твоими родителями в воскресенье. Я думаю, что они поймут.
Она прервала его, и все ее муки снова вернулись к ней:
— Они не поймут. Я говорила тебе, что моя мать для себя все уже решила раз и навсегда.
— Так же и я, — он поцеловал ее в макушку. — Если они хотят иметь состоятельного зятя, я скажу им, какой торговый бизнес мы будем развивать.
Она снова порывисто обвила его шею руками. Он был все еще ее, принадлежал ей.
— Я уверена, что это запомнится мне до конца моих дней. Но я боюсь, ведь моя мать происходит из семьи банкиров, с Востока. Она встретила моего отца, когда он возвращался из Англии, где получил приз на выставке за племенного быка. Он был гостем маминой семьи, просто как продавец скота. Они встретились в том месте, где он жил летом, в Матас Винеярде. Мама рассказывала, что в то время была в таком глупом возрасте, что подумала — было бы очень романтично убежать с ковбоем с Дикого Запада. Хотя она любит папу, я знаю, но горько сожалеет о том, что оставила в той семье все свое богатство.
— И поэтому теперь ты хочешь подчиниться ее воле? Ты хочешь вернуть это богатство?
— Боже, нет, но я пыталась и не смогла переубедить ее!
— Тогда, если это невозможно сделать, давай уедем на Дикий Запад. Поедем со мной в Салинас, — его убежденность была такой твердой. Она это почувствовала даже по тому, как он сжал ее руку и прижал к себе. — Я начну сразу же работать с отцом.
Марти заглянула ему в глаза:
— Ты сделаешь это для меня? Я думаю, что тебе будет ненавистна жизнь в четырех стенах.
— Мы можем накопить денег, купить немного земли, завести несколько голов скота, и, таким образом, у нас будет возможность жить и работать на свежем воздухе. Это была бы хорошая жизнь. Я обещаю. Когда у нас появится желание, мы можем поехать подышать морским воздухом — это в паре часов езды верхом до Монтерея, а до Сан-Франциско менее чем сотня миль.
— Но что скажет твоя семья? Привел в дом девицу, которую знаешь едва ли двадцать четыре часа!
— Мои родители полюбят тебя еще и за то, что ты возвращаешь меня домой. Кроме того, как можно тебя не полюбить? Все, что касается тебя… все. Мы поедем через долину до Сан Луис Обиспо и можем там обвенчаться перед тем, как отправиться к нам, — он прижал ее к себе, подавляя ее волю своей силой. — Скажи «да». Пожалуйста.
Но могла ли она рисковать? Страх сковал ее изнутри. Когда ее родители обнаружат, что она уехала, то бросятся вслед за ней. Отец спустит шкуру с Кола. Но как узнают, где они укрылись, если никто не скажет им? Она могла бы оставить записку, чтобы они знали, что она в безопасности, но при этом не назвать имя Кола и где они поженятся, где будут жить. Когда ее родители остынут, она смогла бы написать им подробнее, сообщить, где она. Это сработало бы. Это, действительно, могло бы получиться.
— Марти! — выражение его лица показывало, что это последний шанс принять решение.
— Да! — воскликнула она и поднялась на носочках, чтобы дотянуться до его губ. — О, да!
Страстного поцелуя, которым она хотела одарить его, не получилось. Вместо этого он пристально взглянул на нее, запустил пальцы в ее волосы и, после порывистого вздоха, приник к губам с необыкновенной нежностью:
