— Я знаю. Это то немногое, что я знаю.
— Тогда к чему сомнения? Я думал, ты с удовольствием сменишь обстановку.
— Конечно, — согласилась Мейва. — Однако хочу напомнить, как два дня назад ты говорил, что я еще недостаточно здорова, чтобы встретиться с внешним миром.
— Я ничего не забыл, но в уединении ты поправляешься чересчур медленно. Может, вместо того, чтобы оживлять старые воспоминания, мы должны создавать новые и радоваться жизни? И лучше всего начать там, где ты никогда не была. — Дарио решительно взглянул на жену. — Ну, что скажешь?
Ошеломленная, она пожала плечами:
— Не знаю, что и сказать.
— Соглашайся. Давай начнем все сначала и посмотрим, куда это нас приведет.
— Второй медовый месяц?
— Да.
— Только ты и я? Ну, ты понимаешь, что я имею в виду?
— Понимаю. Начинаем сегодня же вечером. Или так, или я ухожу в монастырь, потому что, держась от тебя на расстоянии, я гроблю свое здоровье, не говоря уже о том, что мне грозит сумасшествие.
— Разве? — За всю свою жизнь Мейва не испытывала такого восторга. — Боже, никогда бы не подумала!
Смеясь, Дарио перепрыгнул через стол и взял ее за руки:
— Тебе известно, какое действие ты оказываешь на меня, маленькая шалунья.
— Но я не думала, что ты когда-нибудь поддашься.
— Не стоит недооценивать себя, Мев. Я слишком долго не засыпал рядом с тобой и слишком долго не просыпался по утрам. Я желал тебя, но не хотел заниматься любовью в спешке или украдкой, как это почти случилось тем вечером. Поэтому я улетел в Милан, поручив Антонии приготовить комнаты к нашему возвращению.
Мейва замерла. Возвращение к супружеской жизни уже не казалось ей подарком. Хозяйское крыло выглядело каким-то безликим, несмотря на шикарное убранство. Оно было тщательно вычищено. Никто не собирается открыть ей тайны прошлого; их просто убрали с глаз долой. И она поставила бы последние деньги на то, что все секреты хранятся в запертой комнате.
Гробовая тишина воцарилась на террасе. Дарио заметил:
— Я надеялся на более восторженный ответ, моя дорогая.
— Все это очень неожиданно, и я еще не до конца поверила, — заявила она, чтобы скрыть подозрения, охватившие ее. — Честно говоря, в душе я боюсь, что ты передумаешь.
Тогда Дарио подошел к ней, опустился на одно колено, достал из кармана рубашки небольшой кожаный мешочек и высыпал его содержимое на стол. Пара обручальных колец из белого золота покатилась по столу. Взяв жену за левую руку, Дарио торжественно произнес:
— Еще раз, Мейва Монтгомери, я беру тебя в законные жены. Этого достаточно, чтобы успокоить тебя?
Кольцо, ставшее немного великоватым, сияло в свете свечи. Мейва взяла другое кольцо и надела на безымянный палец мужа:
— Еще раз, Дарио Костанцо, я беру тебя в законные мужья.
Он протянул ей бокал и предложил тост:
— За нас, моя красавица!
Мейва покраснела; его взгляд смутил ее.
— По-моему, — хрипло прошептал Дарио, ставя бокал на стол, — в этот момент жених целует невесту.
С трудом дыша, она кивнула:
— Думаю, ты прав.
Дарио обхватил ладонями ее лицо и наклонился. Он нежно коснулся губ жены, одной рукой гладя ее плечо, а другой обхватывая талию.
— После этого, — сказал он, поднимая голову, чтобы заглянуть ей в глаза, — жених и невеста танцуют свой первый танец.
Они взялись за руки и закружились. Они легко двигались в унисон друг с другом. Дарио подстроился под мелкий шаг Мейвы и скользил губами по ее виску.
Часы на вилле пробили час, звон колокольчиков постепенно затихал, а затем растворился в ночи.
Уловив мощный прилив дежавю, Мейва прильнула к мужу. Когда-то он держал ее руки в своих, и звон разлетался эхом над спокойным морем. А когда колокольчики затихли, он поцеловал ее, как сейчас. Это было чудесно.
— Я помню, — выдохнула она. — Дарио, я все помню.
Дарио спросил:
— Что «все»?
— Как я точно так же целую тебя, как танцую с тобой под звездами.
— Ничего необычного. — Он был удивительно спокоен по сравнению с ней. — Это делают все супружеские пары.
За исключением того, что с ними это произошло лишь однажды, в ту ночь, когда он соблазнил ее.
У них не будет возможности начать все с чистого листа, если Мейва вспомнит ту боль, которую он причинил ей на следующий день после того, как лишил девственности. Но, по его мнению, все и так слишком затянулось.
Дарио устал бороться со своими чувствами к Мейве, устал вести монашеский образ жизни. Он был на пределе. Желание постоянно терзало его, и уже совершенно оскорбительным было то, что во время деловых встреч в Милане он терял нить переговоров, поскольку воображение рисовало сладострастные картины, как они с женой занимались любовью.
Мейва далеко не упрощала ситуацию, а, наоборот, с каждым днем становилась все более желанной. Горы домашней пасты, свежих морепродуктов в сочетании с превосходным местным вином, десертом и другой выпечкой, которой она с упоением наслаждалась, округлили ее фигуру и придали формам былую мягкость. Добавьте к этому безупречное чувство стиля. Да… Он не мог не желать ее.
Дарио просто помешался. Он тосковал по жене, он созрел для любви, и не только из-за того, что ему не хватало секса. И все же ему приходилось держаться на расстоянии, потому что он не доверял самому себе.
Что еще хуже, Мейва не видела их сына почти девять недель. Чем дольше они были в разлуке, тем сложнее становилась ситуация. Она уже пропустила многое — то, что никогда не повторится. У Себастьяна прорезались три зубика вдобавок к тем, которые были у малыша, когда Мейва видела его в последний раз. Он мог самостоятельно сидеть и уже пытался ползать.
Он удовлетворенно бормотал что-то, когда видел свою кузину Кристину, и настолько сблизился со своей тетей, что тянул ручки к ней, когда Дарио пытался взять его на руки. Всем будет нелегко, когда Себастьян вернется к маме и папе.
Дарио был чрезвычайно обязан Джулиане и ее мужу, Лоренцо за ту услугу, которую они великодушно оказали ему, взяв мальчика на свое попечение. Но забота о Себастьяне должна лечь на плечи отца, он должен засыпать в родном доме под голос своей матери.
Дарио чувствовал себя не отцом, а гостем, украдкой проводя час или два с ребенком. Его раздражало такое положение. Никто не должен озираться, прежде чем повидать своего сына.
Но предупреждения доктора оставили свой след. Дарио не знал, как Мейва поведет себя, когда память вернется, и воспоминания причинят ей боль. Не важно, был Ив Готье ее любовником или просто другом. Это не шло ни в какое сравнение с тем, что она забыла о сыне.
