Бретт представил, как одиноко было Лорел. Пожалуй, скоро он начнет ее жалеть. Они оба замолчали, но вот что удивительно — это молчание не было обременительным, оно не отдаляло их друг от друга, а, наоборот, сближало еще больше.
— Тебе приятно? — Бретт продолжал массировать ступни Лорел.
— Да, еще немного — и я заурчу от удовольствия, как кошка.
— Ты знала, что если массировать определенные места на ступнях, то можно вызвать роды?
— Это ты в своих книгах вычитал?
— Да, там написано…
— Прошу тебя, больше ни слова. То, что ты делаешь, ужасно приятно. — Она закрыла глаза, расслабилась. Его руки бережно трогали ее гладкую кожу, разгоняя накопившуюся за день усталость. Лорел блаженно улыбнулась: — Я уже забыла, какое удовольствие ты можешь доставить женщине.
Бретт промолчал. Ему не так-то просто было забыть о том, какой страстной она была в ту ночь в Рено. Какими нежными были легкие поцелуи, которыми она покрывала его лоб, щеки, грудь, спускаясь все ниже и ниже. При этом ее руки нетерпеливо скользили по его телу, изучая, лаская, возбуждая.
Другое время, другая обстановка, но все же…
— Я тут подумала, — медленно протянула Лорел, открывая глаза.
Он замер на секунду, чувствуя, как бешено забилось сердце.
— Подумала о чем?
Она слегка приподнялась на диване:
— Я слышала, что многие домовладельцы требуют квартирную плату сразу за несколько месяцев вперед. Это так?
— Что?
— Я хочу знать, сколько мне потребуется денег, чтобы снять квартиру.
— Все будет зависеть от домовладельца. — У Бретта было такое ощущение, словно ему за шиворот вылили ведро холодной воды. Ну что ж, у него еще будет время на то, чтобы насладиться Лорел. — Как же ты жила все это время в Чикаго?
— Очень просто. После окончания колледжа я решила поселиться отдельно от родителей. Они не возражали. Выбрала приглянувшуюся квартирку, а все остальное сделал отец. Я даже не стала вникать в формальности. Зачем? Ведь он с самого раннего детства твердил, что мне не стоит беспокоиться о деньгах и забивать такую красивую головку вещами, в которых женщины ровным счетом ничего не понимают. Он оплачивал мои счета, давал деньги на карманные расходы. Даже выбрал мне будущего мужа, а я лишь беспрекословно подчинилась его выбору и стала невестой человека, которого очень мало знала и совсем не любила. Сейчас я рада, что мы расстались.
Генри Давенпорт говорил ему что-то о помолвке Лорел, расстроившейся незадолго до Дня дураков, но тогда Бретта не интересовали детали. Сейчас же он многое бы отдал за то, чтобы узнать подробности личной жизни Лорел до их встречи в Рено.
— Это было ошибкой, — продолжала Лорел. — Но не один отец виноват в происшедшем. Я вела себя как дура, соглашаясь с ним во всем.
— Ты была молода и плохо разбиралась в жизни.
— Спасибо, что пытаешься меня поддержать, но я уже давно не ребенок. Я должна была проявлять больше интереса к тому, что происходило вокруг. Мне ведь ни разу в голову не пришло задуматься над тем, как я живу. Я просто шла по хорошо накатанной дороге и не интересовалась ни счетами, ни документами на квартиру, ничем. Подумать только, я ведь не одна такая!
— Ты имеешь в виду свою мать?
— Да. Плюс еще некоторых знакомых отца.
— Но почему они с такой легкостью доверяли ему свои деньги?
— Ты не знаешь моего отца — он способен очаровать кого угодно. Он всегда был генератором идей. Сам увлекался и других мог увлечь. К тому же долгое время ему везло, и, вероятно, вследствие этого отец утратил чувство меры, начал рисковать, пока не потерял все. Думаю, он просто не отдавал себе отчета в том, какими могут быть последствия. В этом мы с ним очень похожи.
— Поэтому ты выбрала облигации, выпущенные государством, в качестве страховки?
— Да, мне показалось, что с ними будет меньше риска.
— Но и прибыль, получаемая с них, гораздо ниже.
Вообще-то он не обязан ее консультировать. Но Бретт ничего не мог с собой поделать, это было сильнее его. Иногда ему казалось, что он уже родился со знанием фондовой биржи, рынка, котировок ценных бумаг. Эти навыки были у него в крови. Как профессионал, он не мог допустить, чтобы кто-то из близких ему людей потерял на капиталовложении.
— Не стоит так корить себя, тебе только двадцать два, — сказал Бретт.
— Мне исполнилось двадцать три четвертого июля.
Невероятно, но он даже не знает, когда она родилась. Впрочем, скорее всего, ей тоже не известен день его рождения. И при этом у них будет общий ребенок!
— В любом случае, у тебя вся жизнь впереди. Со временем ты научишься прекрасно разбираться в таких делах.
— Со временем, когда-нибудь, — передразнила его Лорел. — Я устала от неопределенности. Я хочу спокойной, устроенной жизни.
Если бы это было так просто. Несмотря на то, что между ними было только десять лет разницы, Бретт чувствовал себя рядом с Лорел глубоким стариком. Она казалась такой неопытной, такой беззащитной.
Я ничем не лучше ее отца, вдруг подумал Бретт. Вместо того, чтобы помочь ей адаптироваться в этой жизни, стать более самостоятельной, я, наоборот, стараюсь убедить ее в том, что она не способна позаботиться о себе и поэтому ей лучше стать моей женой. Но что еще остается делать? Для них брак — единственное приемлемое решение. Другие варианты Бретт даже не рассматривал: его ребенку нужен нормальный дом, семья.
— Знаешь, порой я очень жалею о том, что нельзя оказаться в прошлом и все исправить, — пробормотала Лорел.
— Ты не единственная, кто этого хочет.
— Как? Ты тоже?
— Да, я тоже.
Интересно, когда их беседа успела принять такой откровенный характер? Бретт не был любителем разговоров по душам. Даже со своим давним другом Генри Давенпортом он предпочитал не откровенничать.
— К сожалению, нам не дано изменить прошлое.
— Я знаю, прошлое — есть прошлое, — Лорел нежно погладила живот, — к тому же настоящее для меня сейчас гораздо важнее.
— И для меня.
И почему она не осталась сегодня дома! Можно было сослаться на усталость, на плохое самочувствие. Бретт бы не стал возражать. А она не оказалась бы в такой неприятной ситуации. Не сидела бы сейчас напротив разгневанной начальницы, выслушивая упреки в свой адрес. Но, несмотря на усталость, Лорел все-таки вышла на работу. Теперь у нее нет выбора, ведь приходится заботиться не только о себе, но и о будущем ребенке.
— О чем вы думали? Неужели так трудно отличить цветной картридж от простого? Если вы не способны на такую малость, что вообще вам здесь делать? — бушевала Дебби.