— Ой, мама! — невольно вскрикнула она и смутилась, так это получилось глупо. Тоже мне кисейная барышня! А еще деревенская!
— Что случилось? — вскинул он голову.
— Вот. — Это было ужасно глупо, но рука Алины слегка дрожала, когда она показала на паучка.
— Паучок. Ну и что? Столько шума из-за ерунды! Вы прямо героиня из сказки «Тараканище» — читали у Корнея Чуковского?
— Нет. То есть да. То есть… Это ужасно, но я очень боюсь насекомых.
Она ожидала, что он усмехнется и отвернется все так же равнодушно и, быть может, даже подумает про нее «дурная баба». Но вдруг всегда бесстрастное лицо осветила улыбка. Иван встал, подошел к абажуру и стал рассматривать паучка, не погасив своей чудесной улыбки.
— Смотри-ка! Маленький, а какой упорный. И ведь так работает, как будто торопится куда-то. Даже и не верится, что когда-то у людей мог разгораться аппетит на такую малость.
— Аппетит? Вы хотите сказать, что их… пауков вот этих… Что их ели?
— И с большим удовольствием. Кушали за милую душу, и вовсе не рабы или оголодавшие от засухи и неурожая народы. Например, императоры Древнего Рима очень уважали употреблять в качестве закуски перед пирами, которые могли длиться пять дней кряду, жареных гусениц древоточцев. Впоследствии последователями римских правителей стали французские короли — их любимым блюдом был гусь, запеченный с напитавшимися его кровью пиявками. А у великосветских гурманов Французской республики до сих пор популярна приправа в виде особого вида клопов, источающих при варке сильный аромат, похожий на мятный.
Он повернулся к Алине, в глазах мелькнула насмешка:
— Сейчас вы, наверное, скажете, что вас тошнит и попросите, чтобы я замолчал?
— Нет, — ответила она абсолютно честно. — Наоборот, мне очень интересно. Первый раз слышу!
— Эх, Алина! Сколько интересного можно было узнать, если бы кто-нибудь взялся написать книгу или хотя бы доклад о любимых блюдах королей и императоров! Врачи Египта и Древней Греции рекомендовали своим фараонам и царям для повышения потенции и в качестве средства от болезней простаты почаще употреблять в пищу… обыкновенную спаржу. И были правы: в ней действительно много афродизиаков — веществ, стимулирующих половое влечение. Это обстоятельство сделало спаржу любимым блюдом королей и императоров Средневековья — тогда она приобрела славу аристократического овоща. «Авторитет» спаржи был настолько высок, что немецким крестьянам, к примеру, запрещалось даже появляться с ней на рынке — огородников обязывали препровождать весь урожай без остатка прямиком к королевскому столу.
— Что сейчас, что в средние века люди хотели любой ценой сохранить молодость и искали спасения от старости в самых неожиданных вещах, — продолжил он. — Маркиза де Помпадур, по свидетельству современников — достаточно красивая особа, боролась со старостью, в большом количестве поглощая салат из сельдерея с яблоками и грецкими орехами. И даже пила горячий шоколад с сельдереем — афродизиаков в таком коктейле было хоть отбавляй!
А знаете, как получилось, что такое, в общем-то, простое блюдо, как пицца, завоевало всю Европу? — говорил он, оживляясь на глазах. — В тысяча семьсот семьдесят втором году король обеих Сицилий Фердинанд I впервые посетил инкогнито ночью в Неаполе заведение местного пиццайоло Антонио Тесты по прозвищу Гром. Почему инкогнито — потому что пицца, которую тогда вовсю пекли на побережье, считалась блюдом простолюдинов и пробовать ее для короля было ниже его королевского достоинства. Фердинанд, считавшийся большим гурманом, пришел от пиццы в восхищение. Королевские повара быстро сориентировались, отправились на «разведку» к подножию Везувия, заполучили рецепты пиццы, но прошло еще много лет, прежде чем пицца заняла место в королевском меню. А все дело было в том, что королева Сицилии наотрез отказывалась даже прикоснуться к «еде плебеев».
Он помолчал и снова посмотрел на паучка — тот продолжал трудиться.
— И между прочим, короли до сих пор предпринимают полуконспиративные вылазки, чтобы полакомиться понравившимся блюдом. Знаете, Алина, испанский король Хуан Карлос Первый время от времени приплывает на своем катере в порт Форнеллес на острове Менорка, где, как утверждают знатоки, готовят самый вкусный суп из лангуста. И тем самым невольно делает этому блюду рекламу. Порция стоит больше четырехсот долларов — испанцам следовало бы доплачивать королю за такую специфическую рекламу.
— Вы — великий повар? — спросила Алина, глядя на него во все глаза. — Я не верю, что вы всю жизнь работали обыкновенным водителем такси! Ну скажите, ну признайтесь, вы — повар, да?..
— Нет, — ответил он враз поскучневшим, ровным голосом. — Я историк.
Отошел от стола, отвернулся и больше уже с ней не заговаривал. Только ночью приснился — такой, каким она его увидела, оживленный, со светлой улыбкой, с весело прищуренными глазами.
«А если он — моя судьба, та самая, которую я так ждала? — думала она, проснувшись и вслушиваясь в его спокойное, ровное дыхание. — Что меня ждет? Интересно… Пока же ясно только одно: я без страха и сожаления смотрю в прошлое. И любуюсь настоящим. И вглядываюсь в туманную дымку будущего. Что-то меня ждет — веселое, жизнеутверждающее… Похожее на море. То бурное, то бушующее, то тихое… И я думаю, что совсем скоро появятся объятия, которые будут способны меня утешить и поддержать. Уверена. И жду. Жду, судьба. Пожалуйста, сделай так, чтобы ждать мне осталось недолго…»
* * *
Конечно, мысли о том, что будет дальше — не век же ей здесь сидеть! — не оставляли ее. Но в первый раз за всю жизнь она жила в доме, где от нее никто ничего не ждал, не требовал, не задавал вопросов… Ей было хорошо, а главное — спокойно, да, слово найдено, вот именно спокойно! И не хотелось никуда уходить!
«Завтра… я подумаю о том, что делать, завтра, а не сейчас, — твердила она себе, подобно Скарлетт О'Хара. — Завтра вот так сяду и отвечу себе на все вопросы. Завтра или, может быть, послезавтра. Но в любом случае не сейчас…»
И вдруг все кончилось.
Сначала она услышала короткий стук в дверь, уверенный, хозяйский. А потом дверь распахнулась и в комнату, не дожидаясь ответа, вошла высокая, закутанная в меха женщина. У нее были прекрасные густые жгуче-черные волосы и такие же прекрасные глаза, очарование которых портило выражение гордого презрения — этого выражения гостья даже не пыталась скрыть, когда оглядывала убогую обстановку. До сих пор Алине даже не приходило этого в голову, а теперь, когда женщина так огляделась — она поняла, что обстановка в доме именно убогая.
