— Выглядит красиво, а на вкус еще лучше.
— Это, кажется, единственное, что осталось здесь хорошего. Просто невыносимо.
— О чем вы?
— Обо всем, черт побери! О болезни старой леди, об этом доме, о том, что вы вот так влипли… Мы не вправе ожидать от вас самоотверженного поступка. Это не ваша проблема. И все же…
— И все же что?
— Ничего. Я не стану уговаривать вас. Доктор Доннели найдет сиделку — кто-нибудь да согласится, если не ради старой леди, то ради него. Джим славный малый. Мы справимся…
Хотел ли он помочь мне выпутаться из сложного положения, чтобы я не чувствовала себя виноватой? Вчера в кабинете он говорил, что для нас обоих будет лучше, если я поскорее уеду. Тогда я поверила в то, что он честен со мной. Сегодня мне в это не верилось. Он демонстрировал то дружелюбие, то враждебность, то обезоруживающую открытость, то хладнокровную ложь. Нет, довериться ему я не могла.
— Посмотрим, — ответила я.
В большой темной и сырой буфетной на полках стояла разнообразная кухонная утварь. Старинными железными и медными кастрюлями, сковородками, мисками и чайниками, стоявшими на верхних полках, очевидно, давно никто не пользовался. Внизу под рукой находилась дешевая алюминиевая и эмалированная посуда, которой и пользовались в последнее время постоянно. Я проверила продуктовые запасы — тут были старая ветчина, хлеб, яйца, сливочное масло, сосиски, колбасы. Я решила быстро приготовить яичницу с колбасой.
— Быстренько начнем, — сказала я Коннору, — пока я еще не умерла от голода и в состоянии поднять сковородку. И знаете, эти сковородки не годятся. Достаньте мне, пожалуйста, вот эту.
— Она вся в пыли, — заметил он удивленно, — похоже, ею никто не пользовался.
— Очень жаль. Их надо чистить. Вот эта, медная, особенно хороша. Здесь, я вижу, медных много. Моя мать любила… — Я не стала заканчивать фразу.
Коннор стал протирать сковородки тряпкой, которую нашел на столе, а я спросила:
— А здесь есть огород? Не найдется ли петрушки?
— Поищу, — ответил он. — Прежде огород здесь был великолепный. Но потом… — Он махнул рукой. — С ним случилось то же самое, что происходит со всем в этом доме.
Он вскоре вернулся, мокрый от дождя, с пучком зелени, срезанной как попало кухонным ножом. Это были петрушка, мята, розмарин, тимьян, которые, видимо, росли практически сами по себе. Он преподнес мне все это, словно букет; мне даже показалось, что он опасался не угодить мне.
— Не знаю, как они выжили. Но они там есть.
Запах мокрой зелени, только что срезанной с грядки, напомнил мне о детстве. Бланш любила зелень и, не имея огорода в городе, выращивала ее в горшках, чтобы потом использовать при готовке. Видимо, запах зелени напоминал ей о годах жизни в этих краях.
— Знаете, Мора, — вдруг сказал Коннор, — вы странная девушка.
— Что вы хотите этим сказать?
— Противоречивая. Весь этот модерн, короткие юбки, и вместе с тем такие милые старомодные черточки, как любовь к зелени или медной посуде.
— Не сделаете ли тосты? — спросила я, вместо ответа. — Я сейчас буду жарить яичницу.
Это был человек, наделенный опасным обаянием, на вид прямодушный, но на деле, видимо, просчитывавший свои ходы вперед. Он был зятем Прегера, а его дочь едва ли была простушкой и не могла поддаться одному простому обаянию внешности этого человека. Я чувствовала, что Коннор Шеридан странным образом уже волнует меня, и не хотела поддаваться его влиянию. К тому же мне не давали покоя слова Энни: «Неужто он убил ее?»
Коньяк в пять часов утра действует особенно сильно, а яичница с настоящими ирландскими сосисками быстро насыщает. Даже кофе показался мне приятным на вкус, хотя зерна были старые, как и сам кофейник.
— Вы, похоже, волшебница, — шутливо заметил мой сотрапезник. — Никогда не думал, что яичница бывает такой вкусной.
— Пусть это будет волшебством, — ответила я сонным голосом. Коньяк притупил мое недоверие, и я стала болтать о разных вещах, отложив свои наблюдения и выводы до следующего раза. Я рассказывала что-то о нашем доме в Лондоне, о Клоде и моей работе, и даже, как это ни глупо, сказала пару слов о Ллойде.
— Вы думаете, вам бы понравилось в Калифорнии? — спросил вдруг Коннор полушутя-полусерьезно.
Я вспомнила, что он сам жил некоторое время за океаном.
— Но я не сказала, что собираюсь туда ехать.
— Вы также не говорили, что влюблены в этого человека.
— Влюблена? Конечно, не говорила. Разве не так?
Наш разговор был прерван приходом Энни. Она постояла в дверях, окинув взглядом стол с коньяком и хрустальными бокалами «Шеридан». Заметила она и другое: я была еще в халате и рядом со мной сидел Коннор во всеоружии своего обаяния.
— Мистер Коннор, — заговорила Энни, — там к вам какой-то мастер пришел, хочет с вами поговорить.
— Энни, — сказала я, вставая, — я сама уберу посуду.
Наступило серое, дождливое утро.
Весь день лил унылый дождь, и это было единственное постоянное явление в тот день. В доме царила странная суета — он гудел, как растревоженный улей. Сначала явилась троюродная сестра Энни, Бриджит из Клонката. Это была молодая пышная девушка, краснощекая, со здоровым цветом лица, без всякой косметики, рыжеволосая (видимо, как все в этой семье).
— У нее молодые ноги, она может бегать с подносами и быстро являться на звонок. Пусть немного поможет, — заявила Энни.
Потом появилась и сиделка, объявившая:
— Я миссис О'Ши. Делаю это только ради доктора Доннели. Всем известно, чего стоит работать со старой леди.
— Она теперь больна, миссис О'Ши, — напомнила я, — и просто будет выполнять то, что ей скажут.
— Э, а разве мало я видела больных, которые не хотят есть, что им полагается, а все капризничают? Ну да ладно, она пациентка, а я знаю свое дело, не будь я Молли О'Ши!
Она болтала всю дорогу, а Майкл Суини, который нес ее сумку, с любопытством слушал все это.
— Господи, сколько же тут всякого барахла, — продолжала сиделка. — Хватит мебели, чтобы заставить всю городскую гостиницу.
— Да, или даже замок, — поддержал ее Майкл. — Все это слишком роскошно для простого дома, Молли О'Ши.
Я чувствовала, что он, как и второй рабочий с фермы, Джим Даффи, как и все в доме, были поражены новостью о тяжелой болезни леди Мод. Им не нравилось их нынешнее положение, но еще более неприятна была мысль о возможных переменах. Комната, отведенная миссис О'Ши, ей тоже не понравилась.
— Вот уж не думала, что буду ночевать в аукционном помещении, — фыркнула она. — А теперь надо увидеться с пациенткой.
