Он снова мысленно вернулся в тот вечер. Если бы не внезапное возвращение Софи, все могло бы быть по-другому. Смешно ведь требовать от мужчины, чтобы он пять лет хранил верность женщине, которую пообещал себе забыть. В Рим он прилетел из Барселоны вместе с Софи. Она нравилась ему, им было вполне хорошо вместе, к тому же это скрашивало тоскливое одиночество.
Но, встретившись с Элис, Мэтью ни о чем ином думать не мог: страсть, желание, нежность буквально затопили его существо. И что значила по сравнению с этими чувствами случайная женщина, проведшая с ним несколько недель? После бегства Элис Софи попыталась закатить скандал, но Мэтью уже было безразлично. Он проклинал себя за глупую неосмотрительность: судьба дала ему второй шанс, а он опять упустил его. И, кажется, окончательно.
Во всяком случае, Элис казалась теперь далекой и недоступной, как звезда в ночном небе. Либо в ее сердце все перегорело, либо она очень умело скрывала свои эмоции. Мэтью не знал, как заглянуть под этот тайный покров. Возможно, все его старания напрасны, но он будет бороться до конца. Потому что любовь… Он грустно усмехнулся: безнадежно влюбиться в его возрасте! Если бы какая-нибудь из его бывших подруг узнала об этом, то расхохоталась бы ему в лицо.
И поделом, он причинил — вольно или невольно — столько боли, что должен за это расплатиться собственным страданием. И Мэтью был готов, но не желал смириться с мыслью, что Элис для него потеряна. Если он постоянно будет рядом, если окружит ее заботой и вниманием, то, может быть, когда-нибудь…
Объявили посадку на рейс до Лондона. В самолете Элис устало откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. Она сейчас хотела только одного: уснуть. Потому что тревога за Элизабет и чувство вины совершенно ее измучили. Мэтью осторожно коснулся ее плеча.
— Ты в порядке?
Его голос дрогнул, или ей показалось?
— Да, все нормально.
Она была благодарна ему, но прежняя обида никуда не исчезла. Элис не собиралась в очередной раз попадаться на ту же удочку. Скоро они расстанутся, каждый пойдет своим путем, и вряд ли их дороги пересекутся снова. Мэтью ожидают новые встречи, он ведь не может без женщин. А Элис… Если она все-таки решится сохранить ребенка, то уж точно постарается сделать так, чтобы Мэтью никогда о нем не узнал.
Потому что если из благородных побуждений он все-таки захочет признать свое отцовство, это ничего не изменит. Жить рядом с человеком, который не любит тебя, — еще большее мучение, чем вообще не видеть его. А Мэтью никогда не заговаривал о своих чувствах к Элис. Они не могли стать друзьями: их слишком сильно тянуло друг к другу. Но и семейной пары из них тоже не получилось бы: два разных характера, две противоположности, при соприкосновении которых произойдет взрыв.
Что же делать? Как выбраться из этой ловушки? Элис вздохнула и открыла глаза. За иллюминатором серели тучи, похожие на холмы, солнце даже не проглядывало. От этого настроение только ухудшалось, хотелось заплакать, почувствовать себя слабой и беззащитной, прижаться щекой к плечу Мэтью…
Но Элис понимала, что никогда, как бы плохо ей ни было, не позволит себе такого. Привычка все проблемы решать самостоятельно, не ища помощи у других, не давала потерять над собой контроль. Элис вспомнила, с каким презрением Надин и остальные сотрудницы журнала отзывались о женщинах, попавших в зависимость — душевную или физическую, — от мужчин. По мнению Надин, такие представительницы одного с ней пола не заслуживали ни жалости, ни снисхождения.
Что может быть ужасней участи домохозяйки, чей мир ограничивается кухней и детской комнатой, а мысли — лишь тем, как ублажить мужа? Она не знает другой радости, кроме как раз в неделю сходить с приятельницей в кино, о парикмахерской или салоне красоты вспоминает только тогда, когда супруг начинает проявлять повышенное внимание к длинноногим блондинкам, и считает верность главной добродетелью.
В редакции ориентировались совсем на других женщин: уверенных в себе, сильных, идущих к цели напролом. В их жизни мужчины занимали далеко не первое место и не значили почти ничего. А уж страдать из-за кого-нибудь, терзаться сомнениями или мучиться от ревности считалось чем-то постыдным, как болезнь, которую надо тщательно скрывать от окружающих.
Поэтому Элис даже не с кем было посоветоваться. Обратись она к Сандре или Надин с вопросом, оставлять ли ребенка, те, не задумываясь ни на секунду, дали бы отрицательный ответ. Но Элис еще не превратилась окончательно в амазонку, да она в глубине души и не хотела этого. Подчиняясь неписаным законам «Золотой орхидеи», она пыталась выработать в себе защитный рефлекс ко всему, что было связано с любовными переживаниями, но так и не смогла.
Да, она спокойно обсуждала с сотрудницами недостатки мужчин, смеялась над их глупостью и самоуверенностью, утверждала, что карьера важнее всего, но до конца не верила в это. Потому что с детства мечтала о большой семье и своем доме, где царили бы радость и нежность, о детях и верном заботливом муже, который будил бы ее по утрам поцелуем… Но сколько женщин на свете мечтают о подобном маленьком счастье, а остаются ни с чем.
Усталость сморила Элис, и Мэтью, прислушиваясь к тихому дыханию, осторожно укрыл ее колени своей курткой. Он ничем не мог помочь, и эта беспомощность причиняла боль. Для семьи Пристли он всего-навсего бывший врач Элизабет, и за прошедшие годы о нем, наверное, попросту забыли. Питер, отец Элис, был весьма удивлен, услышав его голос в телефонной трубке. Что ж, этого следовало ожидать. Мэтью беспокоило другое: как произойдет встреча с Кэтрин, не станет ли она снова возвращаться к тем непонятным и странным отношениям, что связывали их прежде.
Для Элис это было бы неприятно, и к чему причинять ей лишнюю боль, особенно сейчас? Но оставить ее в одиночестве Мэтью не мог, не хотел. Глядя на бледное лицо с полураскрытыми губами, он едва удерживался от желания поцеловать ее. Эта нежная кожа, усыпанная крохотными веснушками, словно звала прикоснуться кончиками пальцев, разгладить едва заметные морщинки в уголках губ.
Мэтью приподнял руку, но так и не решился дотронуться до спящей Элис. Имеет ли он право надеяться? Он, кто не раз ранил ее сердце обидами, кто не находил в себе смелости признаться в любви и оправдывал свои проступки неудачно сложившимися обстоятельствами? Невозможно всю жизнь полагаться на свою счастливую судьбу, когда-нибудь она обманет. Мэтью с горечью усмехнулся: он сам все испортил. Если бы еще тогда, в Лондоне, он дал понять Кэтрин, что ей не стоит строить радужных, но неосуществимых планов… Но теперь слишком поздно: страницы не перепишешь, и, значит, остается только ждать.
