все-таки мужчина. Очень. Такой талантливый, сильный, эффектный со своей интригующей сединой на висках. Но главное — этот его сказочно волнующий голос… такой красивый…
Если в мире и существует магия, то в голосе Морозова она точно есть. Так что совсем неудивительно, что его до сих пор преследуют фанатки. Такой мужчина околдовывал бы женщин одними своими песнями, даже если бы родился не синеглазым статным красавцем, а настоящим уродом…
Вот только вся загвоздка в том, что он — точно не для меня.
Тихонько вздыхаю и отворачиваюсь к окну. Мимо проплывают знакомые очертания решетчатой ограды центрального рынка.
— Остановите, пожалуйста, не доезжая до моей общаги, — прошу Морозова, спохватившись с опозданием.
— Почему? — удивленно хмыкает он, но оперативно притормаживает возле пустынной остановки. — Ты не хочешь, чтобы тебя кто-то увидел?
— Неважно. Спасибо, что подвезли.
— Ну как знаешь… — задумчиво отвечает он, и тяжесть его внимательного взгляда я ощущаю всей спиной. — Кстати, где твоя уличная одежда?
— В гардеробной ресторана забыла. Ничего страшного, потом приду и заберу…
— Не суетись, я распоряжусь, чтобы тебе ее кто-нибудь привез. Номерок только оставь мне. И счастливо.
Перед тем, как выйти, я оглядываюсь на него и, помедлив, добавляю:
— Берегите себя, Матвей Эдуардович. Всего вам хорошего.
За последние часы все улицы изрядно запорошило снегом. И полоса тротуара кажется длинным чистым холстом без единого отпечатка человеческой ноги. Я быстро сворачиваю за угол ко входу своего общежития, прислушиваясь к урчанию морозовского внедорожника.
И только чудом не попадаю под обстрел снежками сверху.
— Ну ты и мазила! — гогочет над кем-то нетрезвый голос, а затем издевательски выкрикивает на всю улицу: — Э, Снедурочка, алë! Сне-ду-роч-ка! Чë игноришь, глухая, что ли? У меня для тебя подарок есть, глянь сюды!
Машинально я поднимаю голову и вижу в окне общаги физиономию своего давнего мучителя. Хохотнув, он показывает мне средний палец.
— С Новым Годом, Снедурочка! Ты заходи, если че! Я от фригидности тя в два счета вылечу, ага?
Бух!
Странный глухой звук раздается позади меня почти одновременно со щелчком захлопнувшегося окна наверху. Это совсем рядом, за углом общаги, где босс меня высадил.
Уж не знаю зачем, но я возвращаюсь туда посмотреть, что случилось… и с беспокойством замечаю белый внедорожник, который со всей дури только что въехал в большой сугроб на обочине.
Фигура Морозова на водительском сиденье видна отчетливо. Только он вцепился в руль так, будто ему нехорошо. Может, его на дороге занесло, и он ударился?
Только этого еще не хватало!
До машины я добираюсь в считанные секунды. Громко стучу в окно, задыхаясь от спешки.
— Матвей Эдуардович! Матвей Эдуардович, вы в порядке?
Вместо ответа он молча отключает блокировку дверей, выбирается наружу… а затем, сжав полную горсть снега в комок, прикладывает ее ко лбу.
— Ушиблись? — тревожно спрашиваю.
— Есть немного, но ничего серьезного, — сообщает он, не убирая снежный ком от лица. Из-за этого его голос звучит как-то странно. — А вот без эвакуатора теперь фольц не вытащить.
— Почему?
— Там колесо переднее то ли в яму провалилось, то ли за что-то железное зацепилось. Сейчас службе маякну, приедут.
Я внимательнее приглядываюсь к месту, в которое въехала машина.
А, ну понятно. Насколько могу припомнить, на этой обочине находится сломанная решетка ливнево-канализационного стока. Наверное, колесо попало прямиком в прореху, где перекладин не хватает. Коммунальные службы не спешат что-то с этим делать, потому что целиком люди туда провалиться не могут, а серьезных травм пока никто еще не получал…
Но теперь уже, наверное, подсуетятся наконец, раз сам Морозов застрял.
Он наконец отшвыривает в сугроб остатки полурастаявшего снежка. На его лбу красуется кровоточащая царапина с алыми разводами вокруг. Я испуганно втягиваю воздух.
— У вас на лице…
— Знаю, не переживай, — прерывает он и, глянув на свои часы, небрежно спрашивает: — Кстати… ничего, если я у тебя в общаге эвакуатора дождусь? Не хочу на улице торчать.
— Не против, но комендантша может не пустить, — предостерегаю я.
— Думаю, мы с ней договоримся.
Но «договариваться», как оказалось, и не с кем. На посту нашей дородной вредной Агриппины Петровны и след простыл — явно отлучилась отметить с кем-то праздник.
В обшарпанных коридорах студенческой общаги с тусклым освещением высокая широкоплечая фигура Морозова в черном пальто выглядит чужеродно. Он тут как ожившая фотка из светского мужского журнала. Нереально крутой и статусный.
Я прибавляю шаг, чтобы поскорее добраться до своего убежища. Только бы никто нас сейчас не заметил! Не хочу лишних вопросов.
Из самой дальней двери в тупиковом конце коридора на четвертом этаже доносится громкая музыка, смех и оживленные голоса. Это комната Кольки Гудрыщева — очень общительного и наглого придурка, который родом из одного со мной поселка. Терпеть его не могу. Он и там напрягал всех тупыми туалетными шутками, а в городе спелся с местными пикаперами во главе с другим Колей, посерьезнее, из-за которого у меня появилось обидное прозвище. И теперь в общаге от него житья нет.
Такое впечатление, что парни, которых зовут Колями, сделались вдруг моим проклятьем.
К счастью, до моей двери мы добираемся без посторонних глаз, и я с облегчением захлопываю ее за собой.
— Ты тут живешь постоянно? — Морозов осматривает крохотное помещение и три узкие кровати с интересом, который мне кажется неоправданно сильным. — Тесновато для троих.
— К этому быстро привыкаешь, — пожимаю плечами. — Особенно если и так всю жизнь находишься в похожих условиях.
— А где твои соседки?
— К родным на праздники уехали.
Морозов останавливается возле окна и прислоняется к облупившемуся деревянному подоконнику, сунув руки в карманы брюк. Я нервно переминаюсь на месте под его непонятно пристальным взглядом. Чего он так уставился?
❄ Прода от 9 января
— Хотите чаю? — нарушаю я неловкое молчание. — Он у меня из сушеных листьев малины и смородины. Очень вкусный и полезный.
— Не откажусь, — серьезно кивает Морозов и наконец переключает свое смущающее внимание на мобильный телефон, чтобы вызвать эвакуатор.
Я заглядываю в большой двухлитровый термос, в котором мы с девочками обычно держим горячую воду. Это чтобы не бегать лишний раз на кухню из-за запрета комендантши на электрические чайники в комнатах. Она жуть как боится короткого замыкания старой проводки в общаге.
Однако в термосе нет ни капли кипятка.
— Я сбегаю быстренько на кухню, — сообщаю своему гостю. — За горячей водой.
Он рассеянно кивает, не прекращая втолковывать по телефону собеседнику что-то насчет параметров колеса, угодившего в ливневую канализацию. И его звучный бархатный голос так
