После обеда Люк заявил, что собирается в Пентиктон. Вернулся он около пяти, но за ужином ни словом не обмолвился о результатах своей поездки.
Вечером, когда Уитни поднималась вверх по лестнице в свою спальню, он появился на пороге библиотеки.
– Задержись на минутку, – сказал он.
Держа в одной руке кружку горячего шоколада с расплавленным суфле, а другую засунув в карман махрового халата, Уитни остановилась на ступеньках.
– Итак, – сказал он, – как тебе сегодня в няньках?
– Твой сын загонял меня с самого рассвета, да и днем решил проснуться пораньше. Не знаю, кто из нас в настоящий момент больше вымотан!
– Я как раз шел в кухню за пивом. Ты не слишком устала для разговора?
– Разговора о чем?
– О завещании.
– О, – Уитни пожала плечами. – Да, я устала… но это ничего. – Она повернулась и пошла обратно на кухню.
Там она уселась на один из стульев, стоящих у кухонного стола.
Люк открыл холодильник, достал банку пива и, с треском открыв ее, сделал внушительный глоток. На его верхней губе осталась пивная пена, и Уитни обнаружила, что смотрит на нее как завороженная… Люк рассеянно слизнул пену кончиком языка.
– Марилла Итон представила к рассмотрению мое заявление о вызове в суд и иск о незаконном владении.
Наблюдая за его языком, Уитни ощутила горячую волну желания где-то внизу живота. Но эти спокойно произнесенные слова мгновенно уничтожили зарождающийся огонь.
Конечно, она знала, что Люк планировал опровергнуть завещание. Но все же известие о том, что он уже запустил механизм в действие, потрясло девушку. Она постаралась сохранить и внешнее, и внутреннее спокойствие и спросила:
– И что от меня требуется?
– Максвелл представит твое заявление о защите. Состояние будет заморожено, и суд назначит распорядителя – Марилла заверила меня, что у нас не будет проблем в получении от него полномочий в управлении виноградниками так, как мы захотим на этот период времени.
– И день слушания дела?..
– Не раньше чем через год. – Он досадливо сдвинул брови. – Без сомнения, будет куча бумажной волокиты… и если дело затянется, знаешь, кому это будет выгоднее всего?
Уитни цинично засмеялась.
– Конечно, тебе, если ты выиграешь.
– Нашим адвокатам. Мисс Итон загребет примерно двадцать процентов всего, что я получу, если выиграю, ну а Эдмунд Максвелл вне зависимости от результата получит свою долю.
– Но ты же не рассчитываешь, что они станут работать за просто так? У юристов огромные накладные расходы.
– Но я знаю, как мы с тобой можем сохранить все хозяйство.
– И как же мы это сделаем? – Уитни и не пыталась скрыть скептицизм в голосе.
Люк поставил банку с пивом на стол и уперся руками в бока.
– Мы могли бы разобраться и без суда.
Что за очередной хитрый план он придумал? Наверняка для нее ничего хорошего!
– Я тебя слушаю.
– Меня просто бесит мысль о том, чтобы платить такую кучу денег неизвестно ради чего…
– Как это «неизвестно»? Слушай, мы попусту теряем время. Судья решит, кому достанется поместье; и поскольку у меня в руках все карты, почему я должна быть заинтересована в улаживании этого дела вне суда?
– Уитни, – он упрямо сжал губы, – мое положение устойчиво, как скала.
– Положение? Люк, у тебя вообще нет никакого положения. Или ты думаешь, что только потому, что ты Бранниген и поместье принадлежало вашей семье столько поколений, судья опровергнет завещание? Ни в коем случае…
– Прежде чем отправиться к адвокату, я нанес визит доктору Маккэй, и он сказал мне кое-что… интересное. За несколько дней до случая с переломом ты, похоже, появилась в его приемной и попросила выписать для бабушки снотворное.
– Она страдала бессонницей. – Почему, черт побери, Люк нашел это таким интересным? – Мы тогда не знали, что у нее опухоль, а, возможно, именно она и доставляла Крессиде… неудобство. В общем, когда я предложила купить снотворное, она согласилась.
– Так это… была твоя идея?
Его тон слегка изменился, но Уитни не могла истолковать это изменение, хотя ей и показалось, что в нем был странный подтекст типа: «Ага! Интересно».
– Да. Она не захотела сама обращаться к доктору, не хотела, чтобы он начал «совать всюду свой нос», как она выразилась, – поэтому он выписал снотворного только на пару недель.
– И она принимала эти таблетки?
– Наверное. Не знаю.
– Не все, конечно… По крайней мере до несчастного случая, если он выписал на пару недель. Ну и… когда она выписалась из больницы, продолжала она их принимать? Те, оставшиеся в бутылочке?
Куда он клонит?
– Это было почти год назад… Я действительно не помню… Может, она и пила их…
– Когда бабушка выписалась из больницы, хирург прописал ей сильное болеутоляющее. Она принимала это болеутоляющее?
– О да. – При воспоминании у Уитни защемило сердце. – Она очень в нем нуждалась.
– И может, ты заодно давала ей и снотворное, когда она просила… чтобы ей было легче?
– Я в самом деле не помню, Люк, это было такое тяжелое время…
– Она составила завещание через два дня после возвращения из больницы, так?
– Ну да, – непонимающе нахмурилась Уитни.
– Принимая во внимание, что она сильно постарела, возможно, что во время написания завещания она была не только ослабевшей и усталой, но и в полном упадке духовных сил, как ты мне сама сказала. А значит, она была очень восприимчива к влиянию, и к тому же, принимая одновременно болеутоляющее и снотворное, вряд ли была в здравом уме. Так что…
– В здравом уме? – Сердце Уитни бешено заколотилось. Ее охватила ярость.
– Когда я поговорил об этом с Мариллой, она сказала…
Уитни вскочила на ноги.
– О, я точно могу угадать, что сказала твоя мадам адвокат! «Люк, дорогой, это замечательно! Мы развалим завещание твоей бабули на кусочки за несколько секунд! Она была не в своем уме, бедная старушка, и не только не в своем уме, но и под наркотиком, так что для безнравственной Уитни Маккензи провернуть все это дело ничего не стоило». Оказать давление – так это называется, Люк? – С горящими глазами она трясущейся рукой откинула со лба волосы. – Господи! Надеюсь, ты шутишь? Я не верю, что это и есть основание для твоего иска!
– Да, – спокойно ответил он, – это и есть основание для моего иска.
Мощно, как отбойный молоток, стучала кровь в висках Уитни.
– Боишься, что судья не пойдет у тебя на поводу, вот меня сейчас и шантажируешь, угрожаешь вывалять мое имя в грязи, надеешься, что я сдамся и не стану с тобой судиться.
– Ну-ка, погоди минутку. Я только хочу сказать, что, вместо выплачивания нашим адвокатам кучи денег, мы можем уладить дело без суда. Я хочу это поместье, и оно будет моим… Оно принадлежит мне по праву рождения. Но я готов предложить тебе отступного – десять процентов от стоимости виноградников…