По накатанному порядку Нетарь хлопнулся рядом с незнакомцем в снег и заохал:
«Ох, ох, худо, погибаю… Ох, люди добрые… Дяденька хороший, помоги!»
Цветанка тем временем уже произнесла слова заговора, сжала ожерелье и подкралась к жертве сзади. Мужчина в чёрном, хмурясь и поигрывая только что купленной плетью, смотрел на «погибающего» у его ног Нетаря, но на помощь не спешил; Цветанка времени не теряла – ловко срезала кошелёк и улизнула на безопасное расстояние, никем не замеченная. Нетарь должен был сбежать от жертвы и вскоре присоединиться к своей подельнице, чтобы разделить добычу пополам, но, сколько ни ждала Цветанка, воришка всё не появлялся.
Возвращаться на базар сразу же после совершённой кражи было неблагоразумно и небезопасно, но Цветанка на свой страх и риск вернулась. Ни незнакомца в чёрном, ни Нетаря возле кожаных товаров она не нашла; расспрашивать, само собой, не стала, но навострила уши. Двое мужиков обсуждали случившееся:
«Ишь, развелось ворья… Ловко это выдумали – на живца их ловить!»
«И то верно… Стыд-позор ведь: такой малец, а уже по скользкой дорожке пошёл! Жалко дурака, заклеймят теперь, а то и пальцы отрубят… Денег-то, правда, при нём не нашли, ну, да под пытками-то заговорит, небось… Выдаст подельничков».
Из разговора похолодевшая Цветанка поняла, что незнакомец выполнял особое задание – отлавливал уличных воров, сам являясь для них приманкой. Подобные облавы изредка проводились по приказу городского главы Островида: так посадник делал вид, что следит за порядком и борется с его нарушителями. Почему лишь вид? Да потому что ловилась лишь мелкая сошка, а крупная рыба, имея в кармане достаточно, чтобы купить свободу, могла не беспокоиться. Взятки были немаловажной статьёй Островидова дохода.
Что делать? Первая мысль: бежать к Ярилко, просить, чтоб выкупил Нетаря у насквозь продажных власть имущих, но воздух застыл в груди Цветанки мертвящим куском льда, а заячьи ноги подвели её… Грязный снег, серое небо и – неожиданно – искрящиеся игривостью глаза Ивы. Откуда девица взялась? Наверно, случай свёл их опять, но в этот раз Цветанка была не в том состоянии, чтобы продолжать заигрывание. А Ива, видимо, успела всё взвесить и изменить своё решение.
«Я согласная», – заявила она, с надеждой поглядывая на Цветанку.
«На что ты согласная?» – не поняла та. Вероятно, леденящее чувство беды отшибло у неё память.
«Ну… поцеловать тебя, – пояснила Ива с искорками недоумения в жгуче-тёмных глазах. – Купи сапожки… И я тебя сколько хошь раз поцелую».
Цветанка молча взяла девицу за руку и повела к торговцу готовой обувью. Должно быть, Ива испугалась её странного вида, потому что остановилась и упёрлась:
«Ты чего это? Что с тобой? На тебе лица нет, будто ты убил кого… Пожалуй, ещё и меня ограбишь и убьёшь! Нет, никуда с тобой не пойду!»
Мысли Цветанки сейчас метались вокруг судьбы приятеля-вора. Она ошалело стояла под снегопадом, не понимая, зачем это всё: сапоги, поцелуи, колышущаяся бахрома платка… Хлёсткий удар плетью в душу: «Будто ты убил кого». Девчонка сама не знала, насколько точно она попала. Впрочем, ни к чему ей знать про Гойника. Один взгляд на ноги Ивы в лаптях, зябко переминавшиеся на снегу, вернул Цветанке способность чувствовать что-то иное, кроме страха и тревоги, а именно – желание сделать так, чтобы эти ножки не мёрзли в мороз. Просто так, без поцелуев.
«Пошли, дурёха, – процедила она глухо. – Мне некогда, дела. Купим тебе сапоги, а расплатишься потом».
Она всё-таки притащила недоумевающую Иву к прилавку с обувью. Торговец сперва даже не поглядел на скромно одетых покупателей, но когда Цветанка высыпала на прилавок горсть серебряников из недавно срезанного кошелька, он тут же расплылся в услужливой улыбке.
«Чего изволите? Сапожки на кого смотрите? Подберём тотчас любые – все размеры есть!»
«На неё, – сказала Цветанка, кивнув на Иву. – Чтоб и красивыми, и тёплыми были».
Торговец полез под прилавок, а вынырнул с охапкой всевозможных сапожек – красных, жёлтых, зелёных, с вышивкой и без, с кисточками, с золотой тесьмой, с загнутыми носками, со скрипом, из мягкой кожи и из жёсткой, с мехом внутри… Одним словом, на любой вкус.
«Вот, извольте выбирать!»
Ива, не веря своему счастью, хваталась то за одну пару, то за другую. Ей хотелось обувку покрасивее, пощеголеватее, но Цветанка посоветовала:
«На зиму берёшь ведь, чтоб ноги не зябли. Лучше с меховым нутром возьми».
В итоге Ива остановила свой выбор на красных сапожках с золотыми кисточками и загнутыми носочками: уж больно хороши! Глядя на её радость, Цветанка начала оттаивать сердцем, будто сквозь сонную пелену туч блеснуло по-весеннему солнце.
Потом Цветанка провожала Иву. Та не могла налюбоваться своей обновкой и с удовольствием скрипела по притоптанному снегу. Если торговец обувью умерял своё любопытство в интересах прибыли, то Ива от таких рамок была свободна.
«Откуда у тебя такое богатство?» – спросила она.
«Работаю старательно», – усмехнулась Цветанка.
«Да ладно тебе! Работает он, – засмеялась Ива. – Вор, поди?»
Цветанка нахмурилась, а Ива вытаращила глаза и замахала руками.
«Я никому не скажу, что ты! Ты славный, собой пригож… Вот только боюсь я за тебя, хорошего такого… Как бы тебя не словили!»
Снова каменная тяжесть придавила сердце. Цветанка остановилась и ласково сжала руку Ивы.
«Пора мне, Ивушка. Дела неотложные, спешу я. Носи сапожки на здоровье, пусть твоим ножкам будет в них тепло».
«Постой… Как найти тебя? – уцепилась за неё Ива. – Хочу всё-таки долг тебе вернуть».
С этими словами она шаловливо опустила пушистые ресницы и зарумянилась, а у Цветанки потеплело на душе. Первый из трёх поцелуев она сорвала с губ Ивы тут же, прямо на улице.
«За остальными приду туда, куда скажешь», – шепнула она.
«Ладно, – также шёпотом ответила Ива, отвечая на пожатие руки Цветанки таким же многообещающим пожатием. – Я у Живены, головных уборов мастерицы, на выучке состою, ремесло перенимаю. Туда ко мне лучше на надо – Живена заругает… Давай на огородах, там сейчас пусто. Знаешь, где капустное поле? Там ещё овражек такой небольшой, ручей и кусты. Вот там завтра после обеда жди меня: тогда мастерица отдыхает, и мне можно отлучаться на часок».
