На следующий день в офис Мелани вплыла Мэйзи Даггинс.
— Все только и говорят что о Слоуне, — пропела она голосом маленькой девочки, который совершенно не соответствовал ее ярко выраженной сексуальной внешности. — Он какой-то… потухший. — Она наклонилась к Мелани и прошептала под большим секретом: — Иногда, когда мужчины заболевают, они… ну-у… понимаешь… теряют это.
Мелани затрепетала: уж она-то знала наверняка, что Слоун «не потерял это». Он был явно похож на человека, мучающегося от одиночества. Когда она вошла в его офис, то застала его глядящим на яркое осеннее солнце. Ветер тихо шелестел в огненной листве дуба, росшего напротив окна. Слоун вздохнул:
— Ты когда-нибудь лежала просто так в парке и разговаривала со своим возлюбленным, Мел? Вот просто так, на одном одеяле, среди опавших кленовых листьев?.. Скоро зима… заснеженные хижины с зажженными каминами, длинные холодные ночи и прогулки по снегу. Я никогда не занимался любовью перед пылающим камином в холодную зимнюю ночь. Или на старомодной четырехспальной кровати под стеганым одеялом.
Он взглянул на нее и грустно улыбнулся.
— Конечно, тебя не интересуют подобные вещи, старушка-карьера не оставляет много времени, чтобы нюхать розы, не так ли? Тебе звонила мама? Когда она приедет?
— Она сначала нанесет дружеский визит, потом позвонит, — ответила Мелани. Он снова вздохнул, и Мелани, извинившись, вышла из его офиса на ватных ногах.
Дома Слоун пытался сосредоточиться на работе, но вскоре бросил и стал раскрашивать картинки вместе с Даниэлой. От него и вправду осталась только одна внешняя оболочка; на самом деле он ждал появления своей любимой. Пристрастился смотреть по телевизору длинные романтические мелодрамы и с увлечением следил за романом Кларка Гейбла со Скарлетт. После того как в каком-то другом фильме закончилась напряженная любовная сцена, он кинулся на ковер и стал быстро делать физзарядку.
Мелани в свою очередь мечтала отдаться опытному Слоуну, то и дело вспоминая выражение его лица, когда он с нежностью оглядывал ее тело.
Она изнемогала от желания изведать эротическую любовь со Слоуном. Вновь ощутить его поцелуи, которые заставляли ее, то таять, то гореть огнем…
Во вторник утром она вошла в офис Слоуна со своими записями относительно предприятия по сооружению цепи садоводческих хозяйств. Поглядывая в окно на залитый солнцем Канзас-Сити, Слоун методично отщипывал шипы с роз, поставленных ему на стол в честь выздоровления. Маленькая кучка шипов рассыпалась по нечитаному спортивному разделу газеты.
— Чем занимаешься, Слоун? — вежливо осведомилась Мелани, подозревая, что болезнь, возможно, повлияла на него серьезней, чем она думала.
— Практикуюсь, — раздался спокойный и отстраненный ответ. Приложив ощипанную розу к своей щеке, Слоун вздохнул, вдохнул ее аромат и мечтательно закрыл глаза. — Ты совсем не романтик, Мел. Я бы не хотел, чтобы моя любимая укололась шипами. Мужчина никогда не должен дарить любимой женщине розы с шипами.
Он снова мечтательно вздохнул и провел лепестками розы по своим губам, потеряв всякий интерес к Мелани.
В середине третьей недели на Канзас-Сити обрушились проливные дожди. Погода соответствовала настроению Мелани. Совершенно спавший с лица Слоун являлся на работу истощенный и измотанный. Дэверо велел ей подыскать витамины и заставить Слоуна их принимать. Она все больше чувствовала себя виноватой и работала без продыху, стараясь думать только о карьере в «Стэндардзе».
Утренний ветер вырвал из рук Мелани зонтик, плащ сразу прилип к туловищу. Дождь хлестал по лицу и волосам. Она изо всех сил прижимала к себе портфель, чтобы ветер не унес его вслед за зонтиком.
Усталая и вымокшая до нитки, она быстро надела на себя удобный лифчик, который не уменьшал ее грудь, и выбрала хлопчатобумажные трусики, не делавшие ее бедра «утянутыми и бесформенными». Чувствуя себя удобно в строгом синем костюме, скрывающем женственные формы, Мелани вошла в крутящуюся дверь «Стэндардза», чуть обогнав Слоуна.
— Эй, Мел, — окликнул он, догоняя ее у лифта и на ходу снимая плащ. — Ты сегодня идешь с Даниэлой на мол?
— Собираюсь, Рейвентрол, — смахивая капли дождя с лица, ответила Мелани. — Там распродажа белых перчаток для девочек, а у Даниэлы нет ни одной пары. А также приличного кошелька. Подержи мой портфель, пока я сниму плащ. Дождь проник даже под воротник. Брр! — Она вошла с ним в лифт, сотрясаясь от пронизывающего холода.
— Мел? — спокойно, слишком спокойно произнес Слоун, пристально глядя, как она отводит локон со своей щеки. Он медленно протянул руку и потрогал выбившиеся на лоб завитки. — Что с твоими волосами?
— Они мокрые. Ветер унес мой зонтик в сторону Аляски, — ворчливо ответила девушка, едва удерживаясь на ногах, когда грузный мужчина подтолкнул ее к Слоуну.
Он подхватил ее за плечи. Тело его крепко прижалось к ней, но Слоун притянул ее еще ближе.
Ее груди легли ему на грудь.
Как в замедленной съемке, Слоун положил подбородок на ее мокрые волосы, и сердце остановилось. Она чуть-чуть отодвинулась, но Слоун не возражал, а только пристально глядел в ее лицо, внимательно изучая мельчайшие детали черт.
Поморгав, он взглянул на промокшие кудри и снова заморгал. Потом впился в ее глаза и спросил шепотом, хрипло растягивая слова:
— Где твои очки?
— Дождь, Рейвентрол, — с трудом выдавила Мелани, тщетно пытаясь отступить хоть на шажок. — Он залил их… Кстати, дай-ка я их надену.
И тут, прямо в битком набитом лифте, Слоун нашел рукой ее грудь и стал гладить ее, ощупывая мягкое тело под деловым пиджаком.
— Слоун, — отрывисто прошептала Мелани, когда увидела, как он помрачнел. — Слоун, — повторила она уже умоляюще, но его карие глаза почернели от ярости.
— Ты! — прорычал он сквозь зубы ровно и отчетливо, отчего мускулы на подбородке напряженно задвигались. — Ты.
Мелани вся кипела от злости, когда Слоун чуть ли не волоком втащил ее в кладовку, забитую кипами бумаг. Она одернула задравшийся вверх пиджак.
— Никогда больше не хватай меня и не тащи по коридору, Рейвентрол, — процедила она, с трудом переводя дыхание. Однако Слоун, не обращая внимания на ее протесты, легко подхватил ее на руки и оторвал от пола.
— В твоем положении, Инганфорде, не тебе мне приказывать! — Мускулы на его лице напряглись; лицо покраснело. Тяжело дыша, он наклонился к ней.
Одним резким движением пальца он ослабил узел на галстуке и расстегнул воротничок рубашки. Глаза совсем почернели и мрачно горели под пушистыми ресницами. Ноздри раздулись от ярости, которой она никогда раньше не видела. Он был в гневе.
