вопросы, связанные не столько с ним, сколько с жизнью в России и с русскими обычаями.
Уже после обеда, когда по рюмкам разлили ликёр, а Ганс открыл бутылку безалкогольного пива, Райнер улыбнулся Георгию:
— А мы ведь были в России, — он показал рюмкой на жену, — уже после распада СССР, в девяностых. Только в Москве и Петербурге.
— И как вам понравилось?
Взгляд Райнера стал задумчивым:
— Нам показалось, что у России — большое будущее, если всё сможет наладиться. Тогда ещё всё выглядело очень…
В поисках слова он посмотрел на Ганса, и произнёс что-то на немецком.
— Беспорядочно, — подсказал Ганс. Георгий понимающе кивнул.
— Да, тогда были тяжёлые времена, но сейчас уже всё гораздо лучше. Ещё несколько лет, и достигнем уровня жизни как в Европе. Не как в Германии, конечно, но дайте время…
Райнер скептически улыбнулся:
— А вы патриот, я смотрю! И какие у вас планы? — он бросил взгляд на Ганса.
— Да, я родился и вырос в России. Это моя Родина. — твёрдо сказал Георгий, — если Ганс согласится, мы могли-бы жить там.
Ганс громко глотнул пиво, Райнер хохотнул, поставив недопитую рюмку на стол. Альбина задумчиво смотрела в сторону.
— Или наоборот, — сказал Ганс, — Георгий вполне может переехать в Германию, он неплохой инженер, и когда подтянет язык легко найдёт себе работу. А в Россию вполне сможет летать в отпуск.
Райнер покивал.
— Вы уже узнавали, как он сможет легализоваться тут? — перед сложным словом он немного замялся, но недолго, из чего Георгий понял, что видимо этот вопрос он готовил заранее.
— Да, для начала надо немного подучить немецкий, потом уже запрашивать приглашение. Просто немного формальностей. Бюрократия. Ничего сложного. — ответил Ганс, и по тому, как быстро он это сделал, тоже стало понятно, что этот ответ он репетировал.
Неожиданно, Георгий почувствовал злость. Всё выглядело как будто тут разыгрывают какой-то спектакль для одного зрителя, с непонятной ему целью. Родители Ганса, при всей вежливости и приветливости, наверняка предпочли бы чтобы на его месте был кто угодно из Германии. Даже без образования. Даже ничего не испытывающий к Гансу. Его высокомерный бюргер отец, с радостью бы показал бы дом такому зятьку, а бюргерша-мать не разглядывала бы своими ледяными глазами, подозревая невесть в чём. Он сжал кулак так, что ногти впились в ладонь.
— А ваши родители, в России не бывали? — допив залпом ликер он со стуком поставил рюмку на стол.
Райнер, не ожидавший такого вопроса с недоумением посмотрел на жену, и затем на сына.
— Н-нет. — коротко ответил он и почему-то заметно расстроился. Георгий почувствовал как ликер разливается по телу. Стало тепло и спокойно. Кулак разжался, он больше не ощущал ненависти, заставившей его задать этот провокационный вопрос. Остаток визита прошёл скомкано — никто так и не оправился от неловкости повисшей в воздухе после вопроса Георгия. Попрощавшись с родителями Ганс подошёл к машине, в которой уже сидел Георгий, молча сел за руль, пристегнулся и повернул ключ зажигания. Молча они отъехали от дома и аккуратно поехали по направлению к Дюссельдорфу.
— Я сделал или сказал что-то не то? — немного язвительно спросил Георгий друга.
— Всё в порядке, — устало, как показалось молодому мужчине, ответил тот.
— Серьёзно? Я же видел, как твой отец отреагировал на мой вопрос.
Ганс вздохнул, притормозил и съехал на обочину. Помолчав, он посмотрел на Георгия:
— Я не знал своего дедушку, его казнили нацисты, в 1944 м. Он был подпольщиком, антифашистом.
— Были немцы-антифашисты? — Георгий почувствовал одновременно и удивление и смущение.
— Да! Черт побери! — Ганс неожиданно вспылил, — Да! Ты считаешь, что только русские воевали с нацистами. Все с ними воевали — вся Европа и Штаты. Не вы одни.
— Но мы пострадали больше всех, — как будто оправдываясь сказал Георгий.
— Давай теперь меряться, кто больше пострадал! Как будто это что-то значит сейчас! — всегда спокойный Ганс уже не мог себя сдерживать и почти кричал, пальцы сжимавшие руль побелели.
Георгий молча отстегнул ремень безопасности, вышел из машины и просто пошёл по обочине по направлению движения. В голове его всё перемешалось — ему было ужасно обидно, что Ганс кричал на него. Ему было стыдно, за свою бестактность у родителей Ганса, но — с другой стороны, они и вправду вели себя высокомерно по отношению к нему. И Ганс мог бы вступиться перед ними, вместо того, чтобы любезничать и поддакивать. А сейчас ему наверняка стыдно и он вымещает на нём своим криком этот стыд. В уголке полыхающего красным от смеси эмоций мозга отчётливо проглядывала вполне рациональная мысль: «сейчас он должен остановить меня и попросить прощения. Он должен почувствовать себя виноватым.» Георгий осознавал это, понимал, что это нехорошо, хотя и не мог сказать — почему, но ничего не мог поделать с этой частью себя. Просто шёл вперёд не сильно ускоряя шаг. Позади послышались торопливые шаги — Ганс догонял его. Обогнал, остановил и обнял, крепко прижав к себе. Георгий с трудом скрыл улыбку.
— Всё будет хорошо, слышишь? — лицо Ганса было мокрым, — прости меня, пожалуйста. Не знаю, почему я так сорвался. Я не должен был так с тобой разговаривать. Поехали домой.
Георгий проснулся один. На часах его старенькой Нокии было девять часов утра, от Ганса остались мятые простынь и подушка в постели, и тарелка, прикрытая салфеткой, с еле тёплой яичницей и беконом на кухонном столе. Мужчина улыбнулся, заметив под тарелкой небольшую записку. Несмотря на то, что она была написана на немецком, он смог её прочитать и улыбка стала ещё шире. После завтрака Георгий принял душ. Он тщательно рассматривал своё тело под струями тёплой воды: намечающийся небольшой животик, крепкие ягодицы и плечи, кое где надо подбрить. Морщась от неприятных ощущений, он скрёб бритвой по лобку, когда в дверь позвонили. Георгий тихо выругался на немецком — подхватил от любовника. Наскоро обтершись полотенцем, он влез в тренировочные штаны и футболку и торопливо пошлёпал мокрыми ступнями к входу в квартиру. В глазок он увидел Вольфа, с небольшим пакетом подмышкой.
— Привет! Ганс сейчас на работе.
— Привет Джорджи, я знаю, созвонился с ним. Я как раз был по соседству и наконец-то собрался занести его диски.
Вольф протянул пакет. Георгий потянулся было забрать пакет, но замер и рассмеялся:
— Нельзя через порог. Русская примета. Проходи.
Вольф, как будто только и ждал приглашения, мгновенно вошёл.
— Чай?
— Да, без сахара. — Вольф повёл носом и хитро усмехнулся. Георгий смутился и покраснел: только сейчас он обратил внимание, что в квартире
