съезжает с этой темы и начинает нахваливать какой-то модный десерт.
Сделав заказ, мы с Владом довольно мило общаемся. На самом деле с ним интересно поговорить. Он отличный рассказчик и слушатель в одном лице. При всем его внешнем лоске, общается он на равных и мне, признаться с ним довольно комфортно.
Вскоре приносят горячие блюда.
Пожелав своему спутнику приятного аппетита, берусь за вилку, нож и внезапно застываю.
Ушей касается чей-то очень знакомый женский смех.
Настолько знакомый, что душа буквально уходит в пятки, а к горлу подкатывает неприятный ком.
Медленно поворачиваю голову и вижу через два столика от нас красиво одетую пару. Мазнув взглядом по мужчине, перевожу взгляд на его спутницу, и руки сами собой сжимаются в кулаки.
Ослепительно красивая брюнетка в шикарном белом костюме, весело смеется над очередной шуткой своего кавалера и игриво поглядывает на него.
Моя бывшая мачеха ни капли не изменилась за то, время что мы не виделись.
Она все так же очаровательна и притягательная для противоположного пола. Ее огромные, невинные голубые глаза, все так же чисты и прекрасны…
Ненавижу, тварь!
Что б ты прыщами покрылась, жаба болотная!
Соня
— Что-то не так? — слышу беспокойный голос Влада, и с трудом отведя взгляд от радующейся жизни мачехи, перевожу его на мужчину, — Ты побледнела.
— Да, так…, - выдыхаю я и тянусь за бокалом воды, — Увидела знакомую.
— Да? — Паршин тут же стал озираться вокруг.
— Одну очень неприятную женщину, — ядовито выцедила я и принялась безжалостно резать свой стейк на кусочки.
— Тебе не хотелось бы с ней встречаться?
— Как ты догадлив.
— Если хочешь — мы можем уйти.
Опускаю взгляд на свой идеально прожаренный, сочный, румяный стек, потом вновь смотрю на Веронику и, сцепив зубы, мотаю головой в знак несогласия.
Бежать как будто я преступница?
Вот еще!
Мы с Владом первые пришли в этот ресторан.
Пусть лучше она убирается отсюда!
С это мыслью я кладу в рот кусочек мяса. Оно и вправду очень вкусное. Просто произведение кулинарного искусства. Подача блюда так вообще на высшем уровне.
Но, черт подери, я слишком перенервничала, чтобы насладиться сполна этим ужином.
— Я на минутку, — решительно встаю из-за стола и, прихватив сумочку, иду в сторону туалета.
Мне нужно несколько минут, чтобы привести мысли в порядок.
Я знаю то, что ненависть это одно из самых разрушительных чувств.
Покойный отец учил меня многому, в том числе и определенной жизненной философии. Не сказать, что слишком пригодилось в быту, но зато помогают разобраться в себе без психолога.
Едва я, поправив макияж и отрепетировав улыбку перед зеркалом, собираюсь с мыслями, как дверь в женский туалет распахивается и к пустующему умывальнику по соседству пристраивается объект мой неприязни.
— София?! — восклицает женщина, увидев меня, — Мне показалось, что я обозналась в зале. А нет! Это ты.
И говорит так, словно я виновата в том, что я это я.
Удивительная в своей наглости женщина.
А она ведь всего на шесть лет старше меня.
— Это я, Вера, — развожу руками, — Представь себе.
Кристально чистые льдинки, что у мачехи за место глаз, чуть сужаются. Она терпеть не может, когда ее величают Верой. Невероятно бесится от этого.
— А ты тут с кем? — громко интересуется она, оценивающе разглядывая, — Решила последовать моему совету и подцепить богатого папика?
— О, боже, нет, Верочка! — в притворном ужасе округляю глаза, — Как я могу так плохо поступить и отнять у тебя хлеб. Папики — это по твоей части. Не претендую.
— А ты изменилась, — усмехается мачеха, — Не в лучшую сторону.
— Ты, к слову, тоже подурнела. Серьги моей матери тебя старят.
Мачеха машинально тянется к ушам, в которых изысканные бриллиантовые серьги, что отец дарил маме на годовщину их свадьбы.
— Ты ошибаешься, Софа.
— У меня отличная память. Это они.
Мы встречаемся с Вероникой взглядами. В ее глазах плещется океан настоящей ненависти.
Ладно — я, но она-то за что меня ненавидит?
Что я ей плохого сделала?
Это она у меня отняла все, что было накоплено и заработано родителями.
— Я бы на твоем месте не позорилась и продала эти серьги. Вдруг кто-то из маминых подруг увидит. Засмеют.
— Я сама разберусь, что мне делать, — дрожащим от ярости голосом парирует она, — И серьги эти мне отдал твой ненаглядный папочка. Сам, своими ручками. Меня он любил больше, чем вас. А знаешь почему?
Невольно пячусь назад, словно пытаюсь защитить себя от яда, что так и брызжет изо рта Вероники.
— Потому, что вы его отпрыски любви не заслуживаете. Он вас так и называл: нахлебники и спиногрызы.
— Ты лжешь! — с обидой кричу я.
— Да неужели…
Разговаривать с этой змеей себе дороже.
Уж, что-что, а поглумиться всласть над жертвой любимое занятие мачехи.
Вылетаю из туалета и реактивной ракетой несусь в сторону столика, где со скучающим видом меня дожидается Паршин.
* * *
Увидев меня, мужчина сразу же выпрямляется и с беспокойством вглядывается в лицо.
— Что-то случилось?
— Да, — коротко бросаю я, — Мы можем сейчас уехать?
— Уехать? — брови Влада взлетаю вверх, — Но мы даже десерта не дождались.
— У меня аппетит пропал.
Беру в руки сумочку, всем своим видом показывая, что оставаться здесь не намерена ни минуты.
— Ты со мной? Или…или мне вызвать такси?
— Не говори глупости, Соня, — серьезно смотрит на меня Влад и быстро расплатившись, ведет меня к гардеробу.
В машине мы долго молчим.
В какой-то степени я благодарна Паршину, что не допытывается и не расспрашивает меня. Говорить на тему мачехи я не хочу и не имею моральных сил. Все истратила на разговор с этой змеюкой.
Глупость, конечно, с моей стороны.
От пустобрёхства ничего не изменится. Только нервы уничтожать, а они, как бытует мнение, не восстанавливаются.
И все же полгода слишком маленький срок, чтобы я так легко могла пережить смерть отца. То, что он нас предал и не любил, лишь больные фантазии Вероники и только. На ее фальшивые сказки может купиться Рус, но не я.
Папа нас любил, баловал и всячески поддерживал во всех начинаниях.
Да, всякое было.
Как и любой гений, отец был слишком увлечен своей работой, и бытовые вещи его мало волновали. К тому же он плохо разбирался в людях, ему совершенно были чужды эмпатия и интуиция. После смерти мамы он стал потерянным, подавленным и провалился в глубокую депрессию. Пожалуй, отец относился к тому типу мужчин, которые априори не могут без женщины. Чисто на энергетическом уровне.
Когда в
