В его черных, мрачных глазах мелькнула короткая вспышка, как будто он прочел все самые сокровенные ее мысли и понял ее переживания. Антагонизм магнетически ярко вспыхнул между ними. Взгляды скрестились, как рапиры. Наконец Дана отвернулась, задыхаясь от нелепого чувства, что мир с этого момента для нее окончательно опрокинулся и никогда не станет опять прежним.
Смутно до нее долетел голос отца, отдаленный и какой-то призрачный. Она ощутила возрастающее давление его руки на своем предплечье, и вскоре они были уже на улице, в теплой и усыпанной звездами ночи, оставив Тода Рэнкайна пристально и безмолвно смотреть им вслед. Ворвавшийся в открытую дверь ласковый ночной ветерок охладил его оскорбленные чувства, и Тод невольно вздрогнул. До этого самого дня он не мог и подумать, что Слоан Грегори способен на какие-то неблаговидные поступки. Кто угодно, но только не он, с такой огромной любовью к лошадям и кристальной честностью. Ну что ж, видимо, каждый человек имеет свою цену!
Руки Тода Рэнкайна сжимались в кулаки и разжимались, сердце тяжело билось. Он был страшно потрясен, но теперь не было смысла расстраивать себя дальше. Он лишь жалел, что обидел юную Дану. Он мало знал ее, но девушка ему нравилась. Она была умна, смела и обещала вырасти в настоящую красавицу. Дана стала бы прекрасной женщиной, если бы смогла освободиться от влияния своего отца, думал он.
Его мысли вновь вернулись к событиям дня. Как могло случиться такое с Принцем Акирой, гордостью его конюшни, этим удивительным и выносливым стайером? Как мог Слоан вступить с кем-то в сговор и осадить на старте чемпиона? Дрожь пробежала по крупному телу Тода, и сквозь зубы вырвались приглушенные слова проклятия и сожаления о невосполнимой утрате. Он почувствовал, как Бретт взял его за локоть, направляя в сторону сверкавшего красными и золотыми огнями фойе. Голос его племянника был низким и успокаивающим, почти гипнотическим в своей убедительности:
— Успокойся, Тод. Этот человек сам о себе позаботится. — Его холодный, решительный тон стал более жестким. — Жаль ту маленькую блондиночку. Она тяжело переживает все это. — Он взглянул на пожилого мужчину и с едкой иронией спросил: — Чувствительная, легко возбудимая, отважная, норовистая и нуждается в приручении?
Тод Рэнкайн с трудом отогнал от себя мрачные мысли и преследовавшую его рассеянную озабоченность. Это не дело — идти в таком состоянии на праздник, тем более что он так долго переживал провал на скачках. В первый раз за этот вечер слова племянника заставили его улыбнуться.
— Ни слова о юной Дане, мой мальчик. Она безупречна, полна обаяния и живости. Восхитительная молодая особа. — Он тряхнул тяжелой серебристой гривой. — Но ее отец! Бог мой! Жаль, очень жаль!
Тод решительно взял себя в руки, хотя пульс продолжал неистово биться в его висках, и двое мужчин направились в бальный зал, где немедленно были окружены общими знакомыми. Видимость веселья вернулась в зал.
В нескольких сотнях ярдах от всеобщего праздника Слоан Грегори завел мотор, и машина, взревев, вынырнула из-под низкой арки, понеслась по широкой улице мимо припаркованных по обеим сторонам автомобилей, мимо красивого старинного кафедрального собора, стремительно возносящегося вверх в парящем полете своей колокольни на фоне мягких фиолетовых красок ночи.
Дана уверенно устроилась на своем месте, не сводя глаз с мелькающих красных фар мчавшейся впереди машины. Было так непривычно и странно, что они вынуждены скрываться от глаз других людей. Странно и неестественно. В слабом отблеске света от приборного щитка лицо отца казалось непроницаемым и утомленным. В переполненном мрачными мыслями молчании, воцарившемся между ними подобно чему-то осязаемому и реальному, они остались верны друг другу.
А в это время какая-то часть сознания Слоана Грегори сконцентрировалась на дороге, другая же билась и кричала в догадках и сомнениях беспомощной ярости. Завтра будет расследование, а после… Что будет после?
— Ради бога, Пэдди, держись дороги! — Дана выпрямилась на сиденье и схватилась за перекладину старенького джипа.
— Только срежем немного путь, родная.
Пэдди Бенк, неизменный помощник ее отца продолжал с грохотом мчаться по заросшей кустарником тропе, ведущей в усадьбу. Дана завизжала от страха и сразу же рассмеялась. Джип несся мимо цветущих низкорослых кустов по неровной местности, где ни одна другая машина не способна была пройти. Наконец он опять вырулил на дорогу. Дана часто ездила с Пэдди, и его «срежем путь» всегда действовало ей на нервы. Старенький джип ползком взбирался на холм и как сумасшедший несся вниз, с шумом и грохотом, а Пэдди, вцепившись крепкими пальцами в рулевое колесо, представлял себе, что он водитель, скрывающийся от полиции после наезда на пешехода.
Они прогрохотали через специальное приспособление, препятствующее скоту выходить на дорогу, так, что у Даны застучали от этой тряски зубы, и стремительно вылетели на узкую тропу, где большая и длинная игуана едва успела спастись бегством в тень эвкалипта. В верхушках деревьев, пронизываемых непокорными лучами солнца, суетились птицы. Были заметны только вспышки ярко-красного, голубого или золотистого цветов, выдававшие их присутствие. Пэдди оторвал взгляд от дороги и посмотрел на свою спутницу.
— Красиво, правда, дорогая?
Дана испуганно взвизгнула, когда впереди, прямо перед ними, замаячил огромный эвкалипт.
— Спокойно, милая, — захохотал Пэдди и вновь вырулил на дорогу.
Рядом с заливом, по грудь в зеленой траве, пасся скот. Белые морды коров были с тревогой повернуты в сторону огромного папоротника, под которым сиплым смехом заливалась пара ослов.
— Только послушай их! — воскликнул Пэдди. — Да, это прекрасно, когда все в полном порядке, — заметил он себе под нос и обвел глазами просторы Марибы.
Дана расслабилась и очаровательно улыбнулась. Пэдди считался в округе непревзойденным пастухом. Он был высок, худощав, с насмешливыми голубыми глазами, глубоко сидящими в лабиринте морщин. Но его метод вождения машины был, мягко говоря, довольно странный. Однако, несмотря на это, он ни разу за двадцать лет не задел на дороге даже кенгуру и сам не получил ни одной царапины. Зная его поведение за рулем, Дана, отправляясь с ним в путь, всегда пристегивала ремень безопасности и твердо упиралась ногами в пол джипа.
Голубая лагуна вся была покрыта водяными лилиями, величественно распахнувшими свои белые чаши лепестков на гладкой поверхности воды. Ветки стоявшего на берегу камедного дерева усеяла стая корелл, по очереди нырявших с них прямо в воду.
