Поэтому Мэгги выросла вместе с Люком. Для девочки Люк, который был на десять лет старше ее, являлся непререкаемым авторитетом. Он научил ее всему. Именно Люк показывал ей, как надо запускать воздушных змеев; обучая ее шахматной игре, он первым обратил внимание на выдающиеся математические способности Мэгги. Люк в ее глазах был героем, и она обожала его с той поры, как помнила себя.
Часы, оставшиеся до возвращения молодого вдовца домой, пролетали незаметно. И Мэгги с миссис Ричмонд суетились, как хлопотливые наседки.
— Вам не кажется, что эта лавровая гирлянда висит немного высоко? — спрашивала Мэгги, перевешиваясь через дубовые перила лестницы с риском упасть, и поправляла благоухающие зеленые дуги.
— Ты права, — соглашалась миссис Барбара. — Но я думаю, что ему понравится. Он слишком долго не был здесь — дадим ему возможность вновь справить настоящее английское Рождество.
Неожиданно с улицы послышался визг шин автомобиля, тормозившего на покрытой гравием дорожке. И, быстро сбежав вниз по ступенькам, Мэгги выглянула в окно на лестничной площадке.
— Он приехал! — сказала она голосом громким от возбуждения. — Он дома!
Сверкающий темного цвета автомобиль замер перед крыльцом большого старинного особняка, и Мэгги, сердце которой билось как сумасшедшее, поняла: во всем, что касается Люка, она совершенно безнадежна. Некоторые вещи, с грустью подумала она, просто никогда не меняются.
— На чем он приехал? — спросила неравнодушная к автомобилям миссис Ричмонд, поправляя перед зеркалом прическу.
— Кажется, это «бентли», большой темно-зеленый «бентли». Очень солидный. — Раньше он всегда приезжал на элегантном черном «порше», так хорошо соответствующем его имиджу весьма преуспевающего финансиста. Но теперь ведь Люк стал семейным человеком… — Я открою ему, — предложила она.
В тот момент, когда Мэгги достигла тяжелой дубовой двери, раздался требовательный звук старомодного колокольчика. За ним последовал настойчивый громкий стук, и она поспешила открыть дверь перед высоким мужчиной, стоящим в вихре снежинок, словно грозный разбойник с большой дороги.
Нет, совсем не таким представлялось ей возвращение Люка домой. Мельком взглянув на нее, он прошел мимо, слишком занятый тем, чтобы защитить от густо валившего снега завернутого в толстое белое одеяло ребенка, которого он прижимал к обтянутому черным свитером плечу. В этот момент малышка негодующе запищала.
— Черт возьми! Из одной снежной бури прилетели прямо в другую! — воскликнул он, улыбаясь своей обычной, отстраненной и несколько загадочной улыбкой, несмотря на это, способной тронуть самое черствое сердце. — Здравствуй, мама.
— Здравствуй, дорогой. — Барбара Ричмонд подставила ему щеку для поцелуя.
И только тогда серые глаза Люка переключились на Мэгги.
— Привет, Мэгги, — медленно протянул он своим глубоким, таким знакомым ей голосом, однако девушке показалось, что сейчас он звучал жестче, циничнее, а улыбка стала сдержаннее.
— Здравствуй, Люк, — прошептала она. Разлука только усилила впечатление, которое он всегда на нее производил. Люк был высок, строен и атлетически сложен, с глазами цвета штормового моря и черными, как безлунное ночное небо, волосами. Угловатые, высоко поднятые скулы и выступающий квадратный подбородок делали его похожим на средневекового рыцаря, случайно угодившего не в то столетие.
Из свертка, который он по-прежнему прижимал к плечу, опять послышался писк, и на губах отца неожиданно для нее появилась обезоруживающая и самая нежная улыбка из всех, которые когда-либо видела Мэгги.
— А это Лори, — ласково сказал он, откидывая верх одеяла, из-под которого появилось пухлое личико восьмимесячного младенца. — Маленькая мисс Лори Ричмонд. Поздоровайся с бабушкой и Мэгги, дорогая.
— Здравствуй, Лори, — просияв, проворковала миссис Ричмонд, и два широко раскрытых серых глаза взглянули на нее с интересом.
Ребенок был абсолютной копией своего отца, отметила Мэгги, взглянув в дымчато-серые глаза, невероятно похожие на глаза Люка, и на копну темных волос, уже закручивающихся в непослушные завитки.
— О, она такая замечательная, — непроизвольно вырвалось у Мэгги, и Люк бросил на нее тот быстрый, одобрительный, предназначавшийся только ей взгляд, от которого, как и всегда в подобные моменты, у нее встрепенулось сердце.
— Правда? — тихо спросил Люк, глядя на полное любопытства личико младенца.
— Может быть, мы перенесем ее в гостиную, — предложила миссис Ричмонд. — Там гораздо теплей.
— А я приготовлю чай, — сказала Мэгги и, заметив удивленный взгляд Люка, пожала плечами. — Мамы нет — у Клэр вот-вот родится ребенок.
— А Мэгги заменила ее, — быстро вставила миссис Ричмонд. — Готовит и занимается домашним хозяйством до возвращения матери. Разве это не мило с ее стороны?
— Да, если, конечно, ее кулинарное мастерство выросло, — ответил он с нарочитым ужасом, — с той поры как она приготовила мне на день рождения торт…
Мэгги хорошо помнила это покрытое шоколадом изделие, больше всего походившее на коровью лепешку.
— Конечно, выросло! — с возмущением воскликнула она.
Люк вовсе не выглядел убежденным.
— Но мне все-таки не хочется рисковать рождественским ужином, — протянул он. — Как ты думаешь, удастся нам заказать столик в каком-нибудь ресторане, Мэгги?
— Могу попробовать.
— Отлично. И еще, Мэгги!
— Да, Люк?
— Вся эта работа по дому, надеюсь, не мешает твоим занятиям?
— Разумеется, нет! — быстро ответила Мэгги и заторопилась на кухню, не давая ему возможности по глазам догадаться о том, что она солгала.
Торопливо сервируя поднос, Мэгги думала о том, что Люк всегда был по отношению к ней тираном. Неужели он не понимает, что она уже не ребенок, которым можно командовать? В конце концов, ей восемнадцать! Она уже может голосовать. И выйти замуж…
Ставя на поднос молочник, Мэгги пыталась мысленно в который раз разобраться в причине, по которой она столь внезапно бросила школу. Частично это было вызвано тем, что все ее одноклассники были моложе ее — результат перелома ноги, заставившего Мэгги провести в больнице большую часть учебного года. Вернувшись в школу, она почувствовала себя неуютно. В довершение ко всему у нее долго оставалась легкая хромота, окончательно прошедшая только недавно. Ее походку даже передразнивали новые соученики.
Собственно говоря, хромота причиняла ей боль главным образом потому, что изменила к ней отношение окружающих. И только Люк не обращал внимания на этот физический недостаток…
