Побывав во Вьетнаме, именно сюда он вернулся, чтобы забыть об ужасах войны. Выпивать начал еще в армии, но любовь к спиртному составляла всего лишь одну из его армейских проблем. Он был тяжело ранен, потерял ногу, подвижность руки и почти ничего не видел одним глазом. Жил на пособие по инвалидности и подрабатывал, сопровождая рыбаков – когда бывал трезв и в хорошую погоду.
Взглянув на голубую искрящуюся воду и возвышающиеся утесы, Келли почувствовала комок в горле. Здесь Джимми провел последние годы своей жизни, здесь он хотел остаться навсегда. В багажнике джипа, в маленьком квадратном ящичке, покоился прах Джимми.
Он часто повторял Сисси, что желает быть кремированным после смерти и чтобы его прах покоился в чистых, светлых арканзасских водах, которые он так любил. Исполнение воли Джимми было еще одной из задач Келли, самой тяжкой и печальной из всех. Девушка с трудом взяла себя в руки: она всегда воспринимала происходящее слишком глубоко, слишком близко к сердцу, предпринимая отчаянную борьбу, чтобы справиться со своими чувствами.
Келли поднялась на две бетонные ступеньки, ведущие к длинной веранде. Собака вертелась у нее под ногами в припадке истерически-бессмысленной радости.
– Ладно, – со вздохом обратилась к ней Келли, – хотела бы я, чтобы все были такими же жизнерадостными, – какой чудесный мир нас бы тогда окружал!
Казалось, собака ухмыльнулась в ответ на ее слова. От неожиданности Келли замигала. Она слышала о том, что собаки умеют улыбаться, но впервые стала свидетельницей этого зрелища: собака приподняла губы, дружески обнажая белизну клыков.
– О Джимми! – выдохнула Келли, вновь покачав головой и стараясь не обращать внимания на острую боль, пронзившую сердце. – Только ты был способен завести улыбающегося сторожевого пса – только ты один!
Вставив ключ в замочную скважину, она отперла дверь. Дальняя стена гостиной представляли собой сплошной ряд окон, выходящих на озеро и утесы. Обстановка довольно скудная, зато у одного окна стоял стол, на котором Келли могла бы разместить пишущую машинку, разумеется предварительно расчистив место.
Оглядевшись, она со вздохом признала, что генеральная уборка неизбежна. Убранство дома Джимми как нельзя лучше соответствовало выражению «берлога стареющего холостяка».
Во всех углах комнаты были свалены кипы старых газет. Потрепанная одежда валялась там, где ее сбросили. Картонные коробки были заполнены консервными банками, которые Джимми, должно быть, собирался сдать в пункт вторичного сырья, – большинство составляли банки из-под пива.
Повсюду были разбросаны старые журналы и книги в бумажных обложках, ибо Джимми, как и обе его родственницы, был заядлым любителем чтения. Да, этот человек, являвшийся заблудшей овцой в семье, чувствовал себя счастливым только в окружении книг – подобно Сисси и Келли.
Но что за выбор! – с отвращением подумала девушка, подбирая с полу одну из книжек. «Кровопускание» Фэрли Коллинза. Келли взяла другую – это оказались «Таинственные и ужасные истории» под редакцией некоего Талона. Автором третьего опуса, с жутковатым названием «Лунный волк-оборотень», опять-таки был Фэрли Коллинз. Келли брезгливо положила книги на стол, как будто от их обложек исходил неприятный запах. Коллинза, самого популярного автора триллеров, знала вся страна. А вот Келли и Сисси терпеть не могли литературу подобного рода.
Бедняга Джимми повидал на войне достаточно реальных ужасов; что за демон обуял его, заставляя со странным упорством читать об ужасах выдуманных? Неудивительно, что он запил горькую, сидя здесь в полном одиночестве и поглощая эту отвратительную халтуру!
Кроме того, с растущим раздражением подумала Келли, именно писаки, подобные Фэрли Коллинзу, лишают последних надежд трудолюбивых и вдохновенных начинающих авторов – таких, как она, например.
Он не только фабриковал свои отвратительные ужастики, но ему, по-видимому, это давалось безо всякого труда. Каждые двенадцать месяцев в свет выходил очередной роман Фэрли Коллинза, а иногда ему каким-то образом удавалось выпускать по две книги кошмаров в год.
Но всего досаднее то, что эта макулатура прекрасно распродается. За две свои детские книжки Келли выручила всего-навсего тысячу долларов. Романы же Фэрли Коллинза выпускались такими колоссальными тиражами, что наверняка его доход составлял не менее тысячи долларов в день. Это казалось особенно возмутительным.
Келли попыталась отбросить неприятные мысли. И она, и ее мать предпочитали утонченные романы с хорошим концом. Как же мог Джимми, добрый и чувствительный человек, любить ужасы? Это обстоятельство всегда изумляло обеих женщин.
А вот его способ ведения домашнего хозяйства, или, вернее, полное отсутствие такового, ничуть не удивлял Келли. Она знала, что делать: необходимо до блеска вычистить дом и как можно скорее подготовить его к продаже. Во-первых, мама будет довольна, а во-вторых, это последнее, что она может сделать в память о дяде.
Рядом с гостиной оказалась крохотная кухонька с буфетом, набитым разрозненными тарелками, чашками и прочей утварью. В ванной комнате помещалась старомодная ванна на когтистых лапах, но душ отсутствовал. Большая застекленная веранда понравилась Келли с первого взгляда, поскольку отсюда открывался великолепный вид на озеро, а легкий бриз приносил сладкий аромат цветущих мимоз.
Спальня была довольно просторной и возмутительно неопрятной. Постель так и осталась незаправленной; на расшатанном туалетном столике стоял маленький телевизор с настолько растрепанной оплеткой шнура, что Келли не решилась опробовать его исправность. Электрические часы остановились, хотя и были включены в сеть.
Келли в очередной раз покачала головой и провела ладонью по густым каштановым волосам. Распрямив плечи, она шагнула к мутному зеркалу Джимми и вгляделась в собственное отражение, пытаясь собраться с силами для предстоящей нелегкой работы.
Келли была высокой, как и ее дядя, но только очень худенькой. Тонкая фигурка и длинные ноги придавали ей вид еще не сформировавшегося подростка.
Красивой она себя не считала: на ее взгляд, подбородок был чересчур твердым, глаза слишком глубоко посаженными, нос – курносым. Если что-то в ней и привлекало, так это цвет лица – ибо ей досталась кожа теплого персикового оттенка. Голубовато-серые глаза создавали неожиданный контраст с золотистой кожей и блестящими каштановыми волосами.
Она принадлежала к числу женщин, которых называют «своеобразными». Келли не сомневалась, что таким образом окружающие стараются деликатно дать ей понять, что она необычна, но при этом не хороша собой.
