— Джордана, сир?
— Да, я назвал пса в честь Майкла Джордана, величайшего баскетболиста из «Чикаго буллз».
Эрин отметила про себя, что нужно будет узнать все об американском баскетболе, о котором она не имела ни малейшего представления. Переступая порог, девушка остановилась и ожидающе посмотрела на него.
— Согласно протоколу, король должен идти впереди, сир. К королю никогда нельзя поворачиваться спиной.
— О, — он бросил на нее еще один оценивающий взгляд. — Вот ведь досадно, черт возьми!
Эрин почувствовала, как краска приливает к ее щекам, и взмолилась, чтобы он не заметил этого.
— Прошу Вас, сир. Я последую за Вами.
Он слегка кивнул. Следуя за ним, Эрин прошла через роскошную гостиную, обставленную современной мебелью, обитой коричневой кожей, и дубовыми журнальными столиками, в чистую кухню, оснащенную по последнему слову техники. Он открыл холодильник и достал картонную коробку молока.
— Хотите что-нибудь выпить? Или, может, сэндвич?
«Этот человек совершенно не осознает свой статус», — подумала Эрин и спросила себя, как и в чем он изменится, когда взойдет на трон. Если взойдет. Дэниел Коннелли поразил ее. Казалось, он совершенно не нуждается ни в титуле, ни во власти. Будущий король предлагает ей выпить или сделать сэндвич? Подобного допускать было никак нельзя.
— Нет, благодарю Вас, сир.
Он едва заметно скривил лицо.
— Позвольте узнать, сколько вам лет?
Она выпрямила спину:
— Двадцать два, сир.
— Когда вы называете меня «сир», я чувствую себя стариком. Может, откажетесь от этого обращения?
— Так положено, сир.
— Ну, ладно, — вздохнул он и глотнул молоко прямо из коробки. Глаза Эрин расширились в ужасе. Заметив выражение ее лица, он ухмыльнулся. — Не беспокойтесь, последний глоток, — сказал он и выбросил пустую коробку в мусорное ведро.
Эрин оставалось лишь то, чем она в совершенстве овладела за все годы, проведенные в лучших швейцарских школах-интернатах, — держать рот на замке. Перед ней был новый король Алтарии — красивый американец, не имевший ни малейшего представления о королевском этикете. Она подумала о том, сколько его алтарийских предков перевернулись бы в своих могилах, если бы увидели, как он ведет себя.
Боже, помоги ее стране! Боже, помоги ей.
— Я не вполне понимаю, в чем заключаются ваши обязанности, — сказал он.
— Я должна предоставить Вам информацию, касающуюся королевского протокола, а также узнать как можно больше о Ваших предпочтениях, чтобы дворец был должным образом подготовлен к Вашему прибытию, сир.
— Что такое «королевский протокол»? — вздохнул он.
— Традиционный королевский этикет, сир. Моя обязанность сообщить Вам о том, как жители Алтарии будут приветствовать Вас и как Вы должны будете отвечать.
Он снова вздохнул и устало провел ладонью по лицу.
— Уроки этикета… Придется пристроить их в расписании где-нибудь между обсуждением плана о расширении аэропорта и анализом бюджета. У меня предложение: вы отдохнете пару дней, и потом мы как раз и встретимся.
— Я вполне могу приступить к выполнению своих обязанностей немедленно, сир: Единственное условие: место наших занятий должно быть спокойным. Совершенно исключаются посторонние лица.
— Вот что я вам скажу. Отдохните, а завтра или послезавтра мы поговорим.
Да он от нее просто отмахивается! Нет, так не могло продолжаться! Ее отец, министр иностранных дел Алтарии, доверил ей это задание. Она не может подвести отца. Это единственная возможность наконец-то наладить с ним добрые отношения.
— Я могу быть Вам полезна, сир. Мой отец — министр иностранных дел Алтарии, и поэтому я достаточно хорошо знакома с политической обстановкой в стране и за рубежом…
Дэниел Коннелли внимательно посмотрел на нее:
— Хорошо. Я позвоню вам, как только разберусь с наиболее неотложными делами. Добро пожаловать в Город ветров! — И, увидев ее удивленный взгляд, пояснил: — Добро пожаловать в Чикаго.
— Спасибо, сир.
— Уверены, что не хотите чего-нибудь выпить?
Настойчивость его гостеприимства смущала.
— Определенно нет, сир. Благодарю Вас.
Он кивнул и взял телефонную трубку:
— Тогда я попрошу охранника вызвать вам такси.
— О, в этом нет необходимости, сир. Я могу сделать это сама.
— Конечно, можете, но мой протокол поведения не позволяет мне отправить юную гостью на улицу, не позаботившись о транспорте, который довезет ее до места назначения.
«Так он джентльмен», — подумала Эрин и почувствовала, как на душе стало теплее. Ее обычно окружало столько мужчин, которых заботила лишь собственная значимость, что теперь она не знала даже, как следует отвечать.
— Спасибо, сир, — пробормотала Эрин, в то время как он давал указания охраннику.
Дэниел проводил ее до двери:
— Почему ваш акцент так напоминает британский? — спросил он.
— Я училась в Швейцарии, но моими наставницами были британки.
— Ваши манеры напоминают манеры моей матери.
— Для меня это высочайшая похвала, сир. Я училась в той же школе, в которой раньше училась она. Народ Алтарии относится к принцессе Эмме с любовью и глубочайшим почтением.
— Даже несмотря на то, что она отказалась от титула, чтобы выйти за американского: мужлана-выскочку? — спросил он с лукавой усмешкой.
— Пусть принцесса Эмма формально и отказалась от своего титула, сир, но она всегда останется принцессой в сердцах алтарийцев.
Он усмехнулся:
— Вы красиво говорите. Вы точно не специалист по связям с общественностью?
— Навыки связей с общественностью необходимы для моей работы, сир. Мне следует также выяснить, что Вам нравится, чтобы в Алтарии Вы смогли почувствовать себя как дома.
— Мне не трудно угодить. Матч с участием «Чикаго буллз», чикагский хот-дог — и я счастлив!
Эрин на секунду закрыла глаза, пытаясь представить себе, как дворцовый шеф-повар пытается приготовить чикагский хот-дог.
— Я запомню, сир.
— Уверен, что запомните. Доброй ночи.
Дэниел морщился, прослушивая сообщения на автоответчике. Три из них были от преподавателя королевского этикета Эрин Лоуренс, приехавшей в Чикаго два дня назад. Он вспомнил ее чопорные манеры и… соблазнительную фигуру. Девушка была настолько правильной, что его своевольное воображение не могло отказать себе в удовольствии представить ее без всех этих идеальных манер и… без одежды. Дэниел обратил внимание и на то, что, хотя мисс Лоуренс и была красоткой, она оставляла впечатление невинного существа, этакого запретного плода.
