— Нет, Марки, не ясно. И позволь, как бы мне ни было неприятно, напомнить тебе о том, что ты мне кое-чем обязан.
— Помню.
— Так вот, я считаю, что пришло время расплатиться. И я прошу тебя всего-навсего взглянуть беспристрастно на материалы расследования. Беспристрастно!
Детектив нахмурился.
— Не думал я, Эдди, что ты захочешь меня впутать в такое грязное дело. Все же мы с тобой друзья. Давние. Помочь убийце избежать наказания… — Он вздохнул, покачал головой. — Не ожидал, парень, не ожидал…
— Ну все, довольно! — взорвался Эд. — Я не просил тебя ни о чем подобном. И тебе уже давно следовало бы знать меня лучше. У меня в отличие от многих моих коллег не только остро развито чувство профессиональной этики, но и, кроме того, элементарной человеческой порядочности. Я бы никогда не обратился к тебе, моему лучшему другу, и не попросил помощи, если бы не был твердо убежден в ее невиновности. Ты хоть в этом-то отдаешь себе отчет, а, мистер Крутой? Или полагаешь, что я уже давно превратился в продажного и беспринципного юриста, отвечающего твоим представлениям? И что вытянул тебя из той несчастной истории, куда ты влип по глупости и доверчивости, из-за своей продажности и беспринципности, а не потому, что верил в тебя, своего друга? Так, что ли, мистер Неподкупная Добродетель?..
— Да ладно, Эдди, брось, будет тебе, — прервал его Стэтсон. — Ты же знаешь, что я так не думаю. Знаешь ведь?
— Нет, не знаю! — горячо возразил Бернштейн. — Потому что ты подозреваешь меня в гнусности и нечестности. Потому что считаешь способным ради нескольких тысяч втянуть тебя в кучу дерьма. Да-да, именно так, мистер Правдолюбец.
— Довольно, Эдди, не устраивай сцен, на нас уже смотрят, — попытался угомонить разошедшегося друга Марк, но это было не так-то просто.
— Да плевать мне, что на нас смотрят! Это ты заботься о мнении окружающих. Это ведь ты готов предать старую дружбу и смешать меня с помоями, а не наоборот!
— Прости, Эдди, ну, прости, дорогой ты мой. — Марк положил свою огромную ручищу на узкое плечо адвоката и притянул к себе, едва не раздавив в медвежьем объятии. — Не прав был, признаю. Не думаю я так о тебе, сам же знаешь.
Бернштейн едва с табурета не свалился от неожиданности. Уж кто-кто, а Стэтсон в жизни никогда ни перед кем не извинялся. Видно, почувствовал-таки, как сильно обидел его.
Вроде бы за более чем десятилетнюю практику можно было бы привыкнуть к тому, что все за пределами профессионального круга относятся к нему и его занятию с нескрываемым презрением. Эду последнее время даже начало казаться, что он и привык, но не тут-то было. Скорее просто научился не слышать эти «лестные» отзывы. Но сегодняшнее обвинение. О, оно показалось совершенно нестерпимым, потому что исходило из уст старого друга.
— …И вчера день был черт знает каким, и позавчера… Да вся неделя, если подумать, — прорвался в его сознание голос Марка. — Не злись, Эдди, не злись, парень, если бы ты видел каждый день то, что вижу я, понял бы, почему я так разорался. Согласись сам, когда мы ночей не спим, чтобы побольше подонков убрать с улицы, а у твоих коллег только и забот, как бы они поскорее вернулись обратно, и это исключительно ради того, чтобы их банковский счет регулярно пополнялся…
Эд не стал дожидаться окончания тирады, которая в любой момент могла бы вернуться в прежнее русло, и перебил:
— Ну все, считай, замяли. Я не обижаюсь, а ты временно прекращаешь свои нападки и комментарии. Мир?
— Мир. — Детектив протянул огромную ручищу и узкая, почти изящная ладонь адвоката буквально потонула в ней, но тем не менее рукопожатие, которым они обменялись, было искренним и дружеским. — Итак, о чем это ты говорил? Да, о дурном чувстве по поводу дела Десмонд. И что же тебя смущает? Я лично с ним не знакомился, только по газетам следил, но все как будто указывает на твою клиентку. — Он пожал плечами. — Почему же ты сомневаешься?
— Ты это очень правильно заметил, Марки, «как будто». Все действительно указывает на ее виновность настолько, что у меня еще до первой встречи с ней появились сомнения. Знаешь, когда все очень уж хорошо сходится в одной и той же точке… — Адвокат покачал головой, прищелкнул языком. — Очень подозрительно, на мой взгляд, очень. Я не хочу что-то тебе говорить, навязывать свое мнение. Если сможешь выделить время и лично познакомиться с делом, сделай это. Прошу тебя. И не ради меня, а во имя справедливости. Скажу тебе только одно: не забывай, что в начале следующего года выборы. И наш «уважаемый» окружной прокурор Брэндон жаждет стать мэром. Больше всего на свете. А дело Десмонд может помочь ему как никакое другое. Подумай об этом, Марки.
Огромный детектив задумчиво потер рукой шею, устало вздохнул и ответил:
— Хорошо, Эдди, понял я тебя и твои сомнения. Не обещаю, что займусь этим завтра же, но в ближайшие дни загляну к ребятам в Восьмой участок. Надеюсь, они не будут возражать, хотя… я бы лично на их месте возражал. Ну да ладно, посмотрим. Когда процесс?
— Тридцатого ноября начинается. Времени осталось совсем мало. И мне хотелось бы представлять, на каком я свете.
— А что твоя клиентка говорит? Впрочем, что за чушь я спрашиваю. Естественно, она не убивала.
— Нет, Марки. Все много хуже. Она не знает.
— Не знает? Что за бред? Прикидывается, что память потеряла? Эту туфту она может обвинению впаривать, но уж никак не защите. Иначе на что ей рассчитывать? Если ты не будешь располагать достоверными сведениями, что там произошло на самом деле, ей конец. Однозначно. Наш дорогой Брэндон, насколько я его знаю, наверняка имеет пару-тройку козырей в рукаве, которые вытащит только на процессе. Ты будешь спорить до хрипоты, но он… Если хочешь знать мое мнение, он тебя переиграет. Раз уж у него столько поставлено на карту, то… Впрочем, чего я тебе объясняю, ты знаешь это лучше меня.
— Ты прав, Марки, знаю, — вздохнул Эд. — Все складывается как нельзя хуже для моей клиентки, поэтому-то я и обратился к тебе. Если ты не поможешь, она в лучшем случае проведет остаток дней своих в тюрьме.
— Ну что ж, полагаю, она того вполне заслуживает. Если все начнут убивать супругов вместо того, чтобы обратиться за разводом, род человеческий скоро прекратится. И мы с тобой, дорогой, останемся без работы. Так что показательный процесс не помешает.
— Помешает, если он будет только показательным, — возразил адвокат. — Наказание должно быть заслуженным, Марк, заслуженным.
— Да не читай ты мне мораль. Почему ты считаешь, что она не убивала?
— Я же сказал: улики очень убедительны. Чересчур даже. И их больше, чем необходимо. Намного больше, чтобы считать их достоверными. Так наследить мог только круглый идиот. А миссис Десмонд далеко не глупа. Она несчастная женщина, глубоко несчастная, но совсем не дура. И если бы пошла на преступление, то не оставила бы столько следов, притом таких очевидных. — Адвокат помолчал, потом продолжил: — Поверь, Марки, меня в этом деле интересует не гонорар, вернее не только гонорар. Я хочу добиться справедливости для этой женщины. И я уверен, что она этого не делала. Понимаешь? Мне скоро тридцать пять, я разбираюсь в людях…
